Ближе к полудню они миновали городок Санкт-Пёльтен, а после обеда добрались до Амштеттена, где поезд остановился. До Маутхаузена оставалось не больше сорока километров.

Когда наступила ночь, движение возобновилось.

Густав снова стал просить Фрица бежать.

– Ты должен, иначе будет слишком поздно. Пожалуйста, беги, Фриц! Пожалуйста!

Фриц сдался. Он знал, что боль от этого поступка никогда его не отпустит: «После пяти лет, в которые наша судьба была едина, мне пришлось оторваться от отца», – с мукой вспоминал потом он.

Поезд разогнался до обычной скорости. Фриц встал и с отвращением сорвал с себя полосатую пижаму с еврейской звездой и лагерным номером, бросил в сторону шапку. Он в последний раз обнял отца, поцеловал его, а потом, с помощью друга, вскарабкался на борт вагона.

Морозный ветер пронзил его словно копьем. Поезд трясся и громыхал. Фриц тревожно оглянулся на сторожку. Луна светила ярче, чем в тот день, когда они проверяли бдительность охранника: оставалось двое суток до новолуния, и призрачный свет заливал заснеженную насыпь и деревья, пролетавшие мимо[458].

Густав в последний раз пожал сыну руку, а потом Фриц бросился в воздух. И в ту же секунду исчез.

Сидя один на полу вагона, при свете луны Густав написал у себя в дневнике: «Господи Боже, защити моего мальчика. Я не могу бежать, я слишком слаб. В него не стреляли. Я надеюсь, что мой сын спасется и найдет прибежище у наших дорогих друзей».

Поезд ускорился, со скрежетом и стуком, словно сам паровоз спешил закончить это страшное путешествие. В темноте он проехал Линц, пересек Дунай и повернул обратно на восток, к маленькому городку Маутхаузен.

* * *

Фриц полетел на землю, на мгновение лишившись представления о том, где верх и где низ. Потом что-то жесткое ударило его, достав до костей, и выбило весь воздух из груди. Несколько раз он перекувырнулся в снежном сугробе и замер прямо перед колесами поезда, стучавшими у самого его лица, не решаясь шевельнуться.

Состав прогремел мимо и исчез вдали, оставив Фрица одного в полной тишине под усыпанным звездами небом. Сугроб, в который он попал, смягчил падение. Несмотря на боль во всем теле, переломов у него не было. Отряхнувшись, Фриц пошагал по железнодорожным путям назад, в сторону Амштеттена[459].

На подходе к городу нервы у него сдали. Он не готов был туда войти, пусть даже поздно вечером. Соскользнув вниз с насыпи, Фриц вышел в открытое поле. Идти было тяжело из-за снега, достававшего ему до бедер, но в конце концов он оказался на одной из узких улочек городских окраин. Убедившись, что улочка пуста, Фриц украдкой двинулся по ней.

Ему удалось обогнуть городок с севера, ни с кем не повстречавшись, и вскоре он опять шагал по проселочной дороге на восток, параллельно железной дороге. Он миновал несколько деревушек и хуторов, по-прежнему направляясь в сторону Санкт-Пёльтена. Лед на дорогах затруднял ему путь, да и силы были на исходе.

Через несколько часов он вошел в городок Блинденмаркт, где проселок сходился с железнодорожными путями. Днем раньше они уже проезжали там. В городке находился небольшой вокзал, где останавливались пассажирские поезда, курсировавшие между Веной и Линцем. Фриц страшно устал, а в кармане у него лежало немного рейхсмарок – аварийный запас, который удалось скопить в Моновице. Рискнуть или нет?

Повинуясь импульсу, Фриц свернул с главной дороги и пошагал на вокзал. Там было темно, но ему удалось отыскать пустой товарный вагон, стоявший на путях, и пробраться внутрь. Спать в нем было нельзя, но по крайней мере стены защищали от холодного ветра.

Ближе к рассвету в здании вокзала загорелись огни. Фриц выждал несколько минут, а потом, собрав в кулак все свое мужество, выпрыгнул из вагона.

В здании было тихо, лишь одинокий служащий сидел за окошком кассы. Фриц заколебался; он не знал, какие теперь правила продажи билетов. Что, если его попросят предъявить документы? Он подошел к окошку и как можно беззаботнее спросил билет до Вены. Кассир, не привыкший к столь ранним путешественникам, посмотрел на него с некоторым удивлением (а возможно, и подозрением, как показалось Фрицу). Но потом все-таки взял деньги и, не сказав ни слова, протянул ему билет.

Фриц вошел в пустынный зал ожидания и присел. Через пару минут явился кассир и затопил печку. Фриц придвинулся к ней поближе: впервые после Моновица у него появилась возможность согреться. Он промерз до костей, и, когда тепло потекло у него по телу, испытал одновременно восторг и муку: омертвевшие нервы закололи иглами, снова обретая чувствительность и отзываясь болью на тяготы долгого пути.

Едва живой от усталости, он потерял счет времени и не заметил, сколько просидел у печки, пока не подошел наконец венский поезд, остановившийся прямо за окном. Фриц выскочил на платформу – по-прежнему в полном одиночестве – и забрался в вагон третьего класса.

Закрыв за собой дверь, он с ужасом увидел, что вагон полон германских солдат. Ни одного гражданского – целая толпа сизо-серых мундиров Вермахта. К счастью, они были слишком заняты: разговаривали, курили, играли в карты и дремали, так что никто его не заметил. Вылезать было поздно; он отыскал себе местечко и присел.

Поезд поехал, и Фриц стал недоверчиво озираться по сторонам. У себя на родине он вдруг оказался иностранцем, который не знает, какие тут порядки и как следует держаться обычному гражданскому лицу. Солдаты его по-прежнему не замечали. Прислушавшись к их разговорам, он догадался, что они едут в отпуск с фронта.

Через пару часов и еще несколько станций (на которых больше никто не садился) поезд достиг Санкт-Пёльтена и там остановился. В вагон вошли двое немецких солдат с приметными стальными бляхами Фельджандармерии – военной полиции Вермахта.

Они двинулись по проходу, спрашивая у всех документы. Солдаты, сидевшие рядом с Фрицем, вытащили из нагрудных карманов свои удостоверения и увольнительные. Фриц, цепляясь за эту возможность, подсунул к ним свой билет.

Полицейский по очереди смотрел на каждого из солдат и возвращал документы обратно. Потом дошел до одинокого железнодорожного билета и нахмурился.

– Документы, пожалуйста, – сказал он.

С колотящимся сердцем Фриц притворился, что ищет их по карманам. Потом беспомощно пожал плечами.

– Похоже, я их потерял.

Полицейский нахмурился еще сильнее.

– Отлично. Тогда идите за нами.

Сердце Фрица упало, но он знал, что спорить нельзя. Поднявшись со скамьи, он вышел из вагона вместе с полицией.