снаружи. В ноздри им сразу ударил вечерний ветерок, принося ощущение свежести, столь приятной после спёртого воздуха темницы. Миновав стражника на карауле, они неторопливо направились в сторону постоялого двора вдоль тёмных улиц под сияющим звёздами чёрным небом, замечая иногда в окошках тусклые отсветы свечей. А господин в плаще ещё долго стоял на коленях пред пустой камерой, не в силах подняться.

Глава 5. День четвёртый и далее

Лала зевнула сладко, потянулась, открыв глазки. Одарила Руна сиянием очаровательных очей. А сама так и светится, довольная-довольная.

– Опять разбудил тебя? Прости, – повинился он с улыбкой, любуясь на неё.

– Нет, сама пробудилась, – Лала вздохнула от переполненности чувствами, а затем поскребла его пальчиками по груди, изображая коготки кошечки. – Мур, мур.

– Проспал я, Лала. Хотели на зорьке выйти. И вон оно что получилось. Уже и светло, – посетовал Рун.

– Ну и ладно, – беспечно молвила она.

– Тебе незначимой ладно, а на меня будут пялиться все, кому не лень.

– Я тоже… буду на тебя пялиться, – весело сообщила Лала, буравя его глазками.

Рун рассмеялся.

– Чего это ты такая игривая? Со вчера.

– Счастлива, – коротко ответила она, сияя.

– Что выпустили из заключения?

Колокольчик Лалиного смеха наполнил комнату мелодичными переливами.

– Эх, не удалось в темнице поспать, такую романтичную ночь у нас отняли, – усмехнулся Рун.

Наградой ему стала вторая волна дивной мелодии её смеха.

– В кроватке тоже хорошо, любовь моя, – разулыбалась Лала. – Опять будем во лесочках ночевать теперь.

– Пару дней всего до обители добираться, как я понял, – сказал Рун. – И по лесам мы не пойдём. Попробуем по дороге. Даже если меня узнает кто, это всё-таки не город, толпы нет, переживу. По дороге, попроще, чем по оврагам… тем, кто без крыльев. К тому же мне эти места незнакомы, в лесу могу заплутать. А через пару дней глядишь, уж снова будем под крышей ночевать. Правда вряд ли на такой удобной кроватке. И с такой едой, как нам здесь подают.

– Заблудиться мы не сможем, мой славный. Мне птички всегда путь укажут, – напомнила Лала.

– Ох, верно. А за это не полагаются штрафы?

– Не полагаются, – заявила она довольно. – Это необходимость, Рун. Крайняя.

– Поверю на слово.

– Мне хочется попутешествовать по вашим дорожкам, львёнок, – тёплым голоском поведала Лала, одобряя его план. – Будет что-то новое для меня. А то всё по лесам да по лесам.

– Ну, отлично.

Они замолчали, глядя друг на дружку. Смотрели и улыбались оба. Из-за стен доносился неясный шум улиц. Кажется, там было уже достаточно оживлённо. Дело к осени идёт, дни укорачиваются, люди стараются встать пораньше, дабы успеть до темна переделать всю работу. Рун поправил Лале волосы, погладил по щёчке. Её глазки заблестели нежной иронией.

– Как это ты решился к личику прикоснуться? – полушутливо подивилась она.

– Да вот, что-то решился, – буркнул он со смущением. – Напридумывала мне загадок. «Можно прикасаться ко всему, к чему не нельзя». Вот и попробуй разгадать. Я же боюсь тебя обидеть.

– Что тут разгадывать, милый, – произнесла Лала ласково. – Всё ведь ясно итак. К ручкам можно везде. И к плечикам, конечно же. Талия… вся твоя. Животик… весь твой. К спинке… где хочешь. К шейке ничего предосудительного. К личику… только когда двое пара, настоящая, только тогда можно. Мы стали парой… сама не знаю, в какой момент это произошло. Но это случилось до наших клятв, ещё на озере. Однако к губкам нельзя, к губкам – это если уже обручены, если точно поженятся. Это почти как поцелуй, лишь жениху, который точно станет мужем, позволено. Вот и всё разрешённое. Остальное только мужу. Где тут ошибиться?

– Легко тебе рассуждать, ты же не можешь сама себя обидеть прикосновением. И дока по части отношений. А я… словно по полю из капканов и ловушек перемещаюсь. Чуть что не так, не угадаю, и всё, тебя обижу страшно. И твоей чести причиню ущерб. Заставлю горевать, переживать. Цена высокая ошибки. Риск… неоправдан.

Лала посмотрела на него, лучась приязнью.

– Рун, ежели ты ошибёшься по простодушию, нечаянно, я тебя всегда прощу, – мягко проговорила она. – Может быть подуюсь немножко. Но ты меня обнимешь, и оттаю. Лишь когда намеренно обижает тот, кто дорог, вот это очень больно. Ты вчера видел меня в прозрачном платьице, и взгляд отвёл не сразу. А я тебя простила. Совсем-совсем. Я знаю, ты не нарочно. И боролся с собой. Ты хороший. Мой благородный рыцарь.

– Какой-то я неудачливый рыцарь, – посетовал Рун не без юмора. – За других рыцарей дамы вприпрыжку бегут, чтобы замуж выйти. А за меня не хочет ни одна.

– Бедняжечка.

– Мяу, – раздалось за окном с достоинством.

– Наш неугомонный друг снова здесь, – рассмеялся Рун.

– Ты про чёрного котика, милый? – улыбнулась Лала.

– Про него.

– Мяу-мяу, – повторно продекламировал кот.

– Это очень необычный котик, – заметила Лала.

Оба они, не сговариваясь, вскочили, поспешив к окну. Рун открыл оное. Представшая пред ними картина его не порадовала. Улица была просто забита людом. Множество народа стояло в ожидании. Взрослые и дети, мужчины и женщины, знатные и простолюдины. Все замерли, в трепетной надежде на чудо. А чудо было как раз на подходе. Под окном собралось зверья и птиц изрядное количество. Предводительствовал, как всегда, чёрный кот. А позади него, сформированные в подобие когорт по видовой принадлежности, расположились коты, собаки, куры, гуси, воробьи, вороны, голуби, присутствовало несколько лошадей, овец, свинья с поросятами.

– Ой-ёй-ёй, – только и смогла вымолвить Лала изумлённо.

– Мяу-мяу-мяу, – громко возвестил кот, глядя на неё.

И тут звери запели. Сегодня это был весёлый жизнеутверждающий марш. Музыка, исполняемая зверьми, и похожа и не похожа на ту, что люди извлекают из музыкальных инструментов. Звуки безусловно не те. Но их гармония… Казалось бы, чего можно ожидать от столь разношёрстных исполнителей? Какофонического шума, не более того. Карканье музыка только для ворон, а ржание услада для ушей лишь для лошадей. Сколь мелодично не ржи, будет чудиться, что ты на конюшне. Однако в данном случае… Живностью словно управлял общий гений природы, объединяя их в нечто гораздо большее, чем каждое из них по отдельности, в мастеровитый оркестр. Все звуки сочетались, сливались, дополняя и обогащая друг друга тембрально, а животные производили их далеко не в тех ограниченных наборах, в каких издают обычно. К примеру, вороны каркали редко и не все, кто-то из них ворковал, кто-то исторгал низкий скрип, рокот. Лошади ржали в меру и не часто, зато отбивали копытами ритм, заменяя барабаны. Это трудно описать, это надо услышать. Чудесная оркестровая музыка, получаемая посредством