Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То граф фон Мален. Сосед, родственник и враг мой.
— Ну и не печальтесь о нем, — с необыкновенной лёгкостью сказала Агнес, — подумаю, что с ним можно сделать. Завтра утром что надумаю, то и скажу вам.
И тут же забыла она об этом разговоре, словно о пустяке они разговаривали. Стала звать Зельду, чтобы та подавала господину ужин. А он смотрел на неё и удивлялся в который раз. Она стала красивее. Взрослее. Сильнее. Опаснее. Как бы с такой лиха не испить. Как бы беду она не накликала. Впрочем, она была ещё и умна. На то он и уповал.
Видно, что архиепископу деньги были очень нужны. Уже после завтрака Волков принимал у себя свежеиспечённого епископа города Малена. С ним был и казначей Его Высокопреосвященства аббат Илларион.
«Ишь как им деньги нужны, не дали даже брату Николасу трёхдневный пост перед рукоположением выдержать».
Брат Николас под одобрительные кивки аббата протянул кавалеру красивую бумагу. Тот взял её в руки, начал читать. Потом поднял голову:
— Значит, монсеньор епископ, при рукоположении в сан вы изволили взять себе имя Бартоломей.
— Да, — кивнул бывший брат Николас, — в честь святого Бартоломея Аквинского.
— Прекрасно. Прекрасно.
— Надеюсь, паства меня не отринет, — продолжал новый епископ города Малена.
— Уж я об этом позабочусь, — обещал епископу кавалер. — Не волнуйтесь, монсеньор, у вас там будут друзья. У вас там они уже есть.
Слово «монсеньор» для простого монаха из инквизиции было непривычным. Он смотрел на Волкова удивлённо и, кажется, чуть испуганно.
«Ничего, пусть привыкает, он теперь духовный отец целого города, целого графства».
А казначею, видно, не терпелось. Эти все разговоры слушать ему было недосуг:
— Генерал, а серебро, обещанное церкви, в тех ящиках, что лежат в телегах на дворе?
— Да, это оно при моих гвардейцах день и ночь. Все десять ящиков ваши. Ящики крепки, берите топор, мой друг, смотрите сами.
— А не одолжите мне свои телеги и своих лошадей? — просит аббат.
— Ну разумеется, попрошу гвардейцев вас сопровождать.
Аббат сразу встал, ему не терпелось увидеть серебро на своём монетном дворе.
Волков и епископ Бартоломей вышли на двор за ним следом.
Пока впрягали коней, брат Илларион осмотрел и проверил на крепость все ящики. Как только всё было готово, сразу откланялся.
А Волков наставлял сержанта Вермера:
— Не вздумай им телеги с лошадьми оставить, потом их не сыщешь, ящики сгрузишь и уезжай с телегами.
Сержант всё понял. Уехал, повёз серебро. А новый епископ Малена и генерал вернулись в дом.
— Думаю сейчас уехать, — сказал брат Бартоломей. — Приеду, осмотрюсь, с отцами в приходах познакомлюсь.
— У вас и кареты нет, — заметил Волков, глядя на монаха.
— Доеду с попутными телегами. У меня есть немного денег, но сначала думаю купить подобающее сану облачение. Люди смеяться будут над моим рубищем, говорят, Мален город небедный.
Да, вид у него был отнюдь не епископский. Волков смотрит на него пристально и потом говорит:
— Ничего не покупайте. Езжайте так. Ведите себя скромно. Возьмите себе монаха-помощника, пусть при всех зовёт вас монсеньор епископ, сами же будьте неприхотливы. В Мален не езжайте, езжайте поначалу ко мне в Эшбахт, там станете в доме моём.
Брат Николас был совсем не глуп, он сразу смекнул, что задумал кавалер:
— Хотите, чтобы я явился в Мален в нищете праведной, как первые подвижники церкви?
— Именно, — улыбался Волков, довольный тем, что монах сразу всё понимает, — но вам придётся дождаться меня. Сидите у меня дома, пока я не приеду.
— Буду жить у вас и объезжать окрестности в простой телеге, знакомиться с настоятелями церквей, с местной знатью, но в город до вашего приезда не поеду.
— Отличная мысль, пусть попы в городе и сами горожане раздумывают над вашими действиями. Только в Мелендорф к графу не заезжайте, держитесь от греха подальше.
— Так всё и сделаю.
— Сейчас напишу вам письма к жене и к моей подруге Бригитт. Передадите их. Напишу Бригитт, чтобы вам помогала по возможности. Как напишу, так езжайте, — сказал Волков.
— Будь славен Господь, да осветит он путь наш, — отвечал ему епископ, осеняя себя крестным знамением. — А я, пока вы пишете, схожу в монастырь, найду спутника себе и помощника.
Волков, как ушёл монах, сел писать письма, а тут в обеденной появилась Агнес. Под глазами круги, бледна, в щеках спала, словно похудела. И сама совсем не так красива, как была вчера; сделала книксен, села рядом, велела подать себе… кофе!
С сахаром и сливками, и со сдобой жирной. А пока Зельда принялась в ступке толочь кофейные зёрна, Агнес кавалеру и говорит:
— Слыхала я сверху, что вы какого-то монаха к себе в Эшбахт отправляете.
— Да, отправляю, — отвечает тот, откладывая перо.
— Человек тот, о котором мы говорили вчера, непрост, — тихо произносит девушка. — К нему и не подобраться.
Волков смотрит, не слышат ли его слуги или господин Фейлинг, так же тихо ей отвечает:
— Сие не мудрено. Он граф. Вечно при нём люди: свита, холопы.
— Да уж ладно, — продолжает дева, — поеду в Эшбахт, Сыч для дела мне понадобится.
— Я ему напишу, чтобы помогал тебе.
Агнес взглянула на него и, кажется, улыбнулась:
— В том нет нужды, сама ему скажу. Я к вам в Эшбахт поеду, посмотрю, как к этому человеку можно подобраться. Сразу его не убью, время на то потребуется. А монаху скажите, что с собой его взять могу.
— Нет, — кавалер подумал и ещё раз сказал, — нет, пусть сам собой добирается. И знаешь что…
— Что? — девушка внимательно глядела на него.
— Ты до моего приезда…, - тут он стал подбирать слово, — до моего приезда дела не делай. Мне сначала кое с кем поговорить нужно будет.
— Хорошо, господин, — сказала Агнес.
Волков взял уже перо, чтобы продолжить письма, но остановился:
— И ещё… Ты в доме у меня не останавливайся. Остановишься в трактире. Скажешь трактирщику, что я велел лучшие покои тебе предоставить.
А Агнес вместо благодарности посмотрела на него взглядом долгим. Смотрела пронзительно и с обидой, так же и говорила:
— Монаха со мной в дорогу не пускаете, в доме своём жить не дозволяете, словно я с проказой или умалишённая.
— Не мели чепухи, — строго сказал Волков, снова принимаясь за письмо. — Как сказал, так и делай. Не прокажённая ты, и ценю я тебя, и люблю даже. Но для дела лучше будет, если делать, как я велю.