Марго оставила на их попечение дела чистого бизнеса. Сама же сосредоточилась на том, как поднять дух предприятия Круппа, который был серьезно подорван катастрофой 1902 года. Каждое утро из «маленького дома» виллы «Хюгель» (после возвращения из «ссылки» она уже никогда больше не спала в собственном замке) экипаж отвозил ее в офис покойного мужа. Утро она посвящала концерну, время после обеда – крупповцам. Она стала образцом отзывчивой «баронессы фабричных труб». Вдовы, больные и оказавшиеся в беде семьи рабочих всегда могли рассчитывать на то, что их навестит фрау Крупп. В цехах говорили, что, если кто-то из рабочих хочет увидеться с ней, ему только нужно отправить письмо на виллу «Хюгель»; она всегда отвечала на персональные обращения. На ее рабочем столе в маленьком доме лежали планы строительства рабочих поселков: Альт-Вестенд, Ной-Вестенд, Нордхоф, Баумхоф, Шедерхоф, Кроненберг, а также Альфредсхоф и Фридрихсхоф – по именам двоих людей, чье дело стало ее жизнью после трагедии.

Все, за что бралась, она выполняла с необыкновенной тщательностью. В одно время она могла выглядеть очень доброй женщиной, а в другое – более походила на муштрующего солдат сержанта. Дома в поселках для крупповцев-пенсионеров выглядели так, словно их спроектировал Ганс Христиан Андерсен, а их обитателей просили носить одежды, в которых они смахивали на стареющих эльфов. В новых поселениях Марго подсчитала точное число шагов от крыльца до цеха; о результатах этого подсчета проинформировали рабочих, поощряя каждого к расторопности. Один из примеров ее благотворительности за пределами Рура – содержание дома в Баден-Лихтентале для «женщин из образованных слоев общества, оставшихся без средств». Пребывание там было бесплатным, но кто знает, не казалось ли порой пансионеркам, что уж лучше уличная проституция, чем этот рай. Все строго нормировано, включая воду. Правила, вывешенные в каждой комнате, предписывали «соблюдать чистоту, дисциплину, быть пунктуальными, уметь экономить и ладить с другими»; свет следовало выключать в 10.15 вечера и не включать до 7.30 утра.

Карл Дорман, служивший дворецким на вилле «Хюгель» со времени, когда Марго стала управляющей концерна, вспоминает, что она была «очень энергичной, очень требовательной»; дань уважения Берты по отношению к ней к концу ее жизни сводится главным образом к следующему: «Наша мать была безупречной с нами во всех смыслах, и мы держались за нее в глубочайшей привязанности, но всегда глядя снизу вверх: мы, как дети, все время боялись, что не соответствуем ее требованиям».

Один семестр в Баден-Бадене, на большее девочек не хватало. Они предпочитали «Хюгель»: ведь если управляющий старался, то вилла была очень приятным местом. Марго брала девочек с собой, когда заходила домой к работникам. Ее популярность в семьях крупповцев настолько впечатляла, что Берта переняла этот обычай, следуя ему буквально до последнего дня, а Барбара посвятила свою жизнь работе в социальной сфере. Попытки обучить сестер секретам стального производства были менее успешными. Каждую неделю в назначенные часы лучшие специалисты водили девочек по кузнечным цехам и прокатным станам. Сестры прилежно слушали, а после каждого урока признавались, что не поняли ни слова из того, что им рассказывали. В перерывах они совершали хорошо подготовленные поездки в столицу. Их появления в обществе оказывались столь же неудачными, хотя здесь нет вины девочек. Не зная причины смерти своего отца, они не испытывали и смущения по этому поводу. В Берлине же постоянно сплетничали на эту тему, и взрослые испытывали неудобство за детей. Графиня Брокдорф, хозяйка гардероба императрицы, снисходительно отмечала в своем дневнике: «Довольно трогательно видеть, до чего просто и скромно одевает и воспитывает фрау Крупп своих двух дочерей, очаровательных молодых девушек. Им очень нелегко держаться в таком окружении».

В истории династии Круппов выделяется несколько странный период между ноябрем 1902-го и августом 1906 года. Разрастающаяся промышленная империя Круппа никогда еще не была такой деятельной, а вот в светской жизни на вилле «Хюгель» наступило затишье. Поскольку его величество все не появлялся, Марго решила не принимать у себя никаких гостей императорского двора вообще. Все встречи с чужеземными гостями были свернуты, потому что она не хотела рисковать – как бы Вильгельм не счел это оскорбительным для себя. Дела с европейскими монархами перешли в компетенцию совета. Тем не менее, министры за рубежом, как и прежде, были весьма неплохо осведомлены о семье Крупп. Так же как и ее критики, что блистательно продемонстрировал Бернард Шоу в декабре 1905 года, когда поставил в Лондоне свою пьесу «Майор Барбара» – тонко завуалированную сатиру, в значительной мере опирающуюся на факты о Круппах. В пьесе Барбара заменяла собой Берту, глава семьи оружейников был назван сэром Эндрю Ундершафтом, а у Берты-Барбары был брат-пацифист по имени Штефен. Штефен жалуется: «Дня не проходит без того, чтобы, открывая газету, не видел в ней нашу фамилию. Торпеда Ундершафта! Скорострельные пушки Ундершафта! Десятидюймовка Ундершафта! Убирающаяся крепостная пушка Ундершафта! Подводная лодка! И теперь штурмовик Ундершафта!»

Шоу подобен пророку. Хотя он вряд ли мог иметь доступ к переписке Альфреда, термин «убирающаяся крепостная пушка» прямо-таки взят из сумасбродных заметок «пушечного короля» о броневой пушке, и, несмотря на то что он не мог проникнуть на секретные доки верфи «Германия» в Киле, его упоминание о подлодках появилось задолго до спуска со стапелей лодки «U-1». Более того, рассуждения в третьем акте о крупповском доме престарелых, о библиотеках, школах, о страховом фонде, пенсионном фонде и строительной ассоциации обнаруживают поразительное сходство с меморандумом Марго, о чем сегодня мы узнаем из архивов Круппа.

Занавес на премьере пьесы Шоу опустился ровно за пять месяцев до объявления помолвки Берты. Пропагандисты концерна предприняли контратаку. Им можно посочувствовать. Они безнадежно проиграли. (Но у них были союзники. «Когда появилась «Майор Барбара», – сардонически замечал драматург четверть века спустя, – она была представлена в одной из лондонских газет как безвкусная профанация».) Не имея ни таланта, ни мастерства, ни чутья, даже солидной информационной базы, они печатали в Эссене статьи о Круппах, как о представителях титулованной прусской аристократии. Наемники от журналистики шли напролом с такими прямолинейными, откровенно фальшивыми статьями, что на них мог попасться только молодой неискушенный читатель. Характерный опус в американском журнале имел заголовок «Глава Дома Круппа – на стороне мира». Анонимный автор привел слова делегата Международной мирной конференции 1907 года, который утверждал, что может сослаться на заявление самой Берты Крупп по поводу особого орудия, известного как «бомбовая пушка»: «Возможности этого оружия так велики, что женщина, фактический владелец этого предприятия, встревожилась и возражала против его производства. Она откровенно признала, что является сторонницей мира…» Любопытно отметить, что, когда баронесса высказалась за нежелательность производства этого оружия в Эссене, одна из германских газет в своей передовой статье написала с вызывающей усмешку наивностью: «Специалисты объяснили Ее Светлости, что пушка настолько опасна, мало что устоит перед ней, и, следовательно, она ведет к миру».

На этот счет много говорилось в ту эпоху. Заводы никогда не выпускали никакой «бомбовой пушки». Сам термин был нелепой дилетантской выдумкой – в это время новые виды оружия волновали воображение, но люди разбирались в них слабо. Если бы в эссенских цехах и придумали такую пушку, то Берта вряд ли бы стала возражать; во всяком случае, позже, когда в ее честь была названа «Большая Берта», то, по словам ее зятя, «она с этим примирилась, потому что это было изделие фирмы». Благоговейные обращения «баронесса» и «ее светлость» – прекрасные образчики раболепства перед богатством. Выражение «вызывающая усмешку наивность» красноречиво говорит о веке, в котором невежды ликующе играли с огнем, готовым поглотить их. Вероятность же того, что наследница громаднейшего в империи состояния сама может вершить дела своей фирмы, никогда не рассматривалась, потому что все в АО «Ф. Крупп» знали, что кайзер никогда не даст на это согласия. Берта должна была всего лишь выйти замуж. Во Франции женщину ценили за то, чем она была, за то, что она была женщиной, но в Германии она приобретала положение, только когда становилась фрау, верной «четырем К» и домашнему очагу.