Оттаяв, Роман встал с кровати, наступил на рыжее покрывало на полу, отбросил его ногой и, подтверждая Еве, проговорил:

— Я люблю тебя.

С удовлетворением девушка отметила, что страшная тонкая грань исчезала. Роман грустно выдохнул:

— Его больше нет. Я больше никогда не увижу его.

Сжавшись в комок в кресле, Ева никак не откликнулась, лишь подобрала под себя ноги, избегая встретить глаза Романа.

Он переживал, душа ныла.

Нарлинская также ощущала себя не лучше. Ей казалось, она запуталась, как в паутине. И чем сильнее старалась выкарабкаться из нее, тем сильнее паутина затягивалась вокруг.

Эти сутки были трудными для всех. Акламин только к середине ночи закончил работу в квартире с трупами и поехал домой, чтобы хоть немного вздремнуть.

Глеб и Ольга также заснули под утро. Однако долго Глебу спать не пришлось, его разбудил звонок телефона. Корозов подхватился, досадуя, что, ложась спать, не убрал звук, чтобы не разбудить Ольгу. Звонок разбудил ее. Она подняла голову.

Услыхав из телефона женский голос, Глеб спросонок сразу не узнал его, пока Думилёва не представилась. Она попросила о немедленной встрече. Корозов отказываться не стал, хотя поспать удалось не больше двух часов, и хоть предполагал, о чем станет говорить Евгения. Условились о времени.

Отложив телефон, он вздохнул, виновато посмотрел на жену, развел руками. Ольга сонно улыбнулась.

В назначенное время Глеб подъехал к своему офису. Думилёва уже ждала. Нетерпеливо прохаживалась по тротуару, который еще не наполнился людьми из-за раннего времени. Всегда забитая днем парковка, сейчас, как бельмом, пялилась одной машиной Евгении. Глеб припарковался рядом и вышел из авто. Евгения по-мужски пожала ему руку:

— У меня серьезный разговор к тебе, Глеб!

Корозов ничего не ответил.

Дорогой брючный костюм мужского покроя сидел на Думилёвой безупречно, выпячивая ее мужские черты.

Глеб затруднялся определиться со своим отношением к Евгении. Если с Ватюшковым и Дочаковым все было понятно, то Думилёва — сплошной туман. Было ощущение какой-то раздвоенности, с которой он пока не мог справиться.

Они прошли в его офис. Корозов предложил ей стул, сел напротив, и Евгения немедля стала задавать вопросы. Такие же какие задавал Дорчаков. Она была настроена решительно. Глеб, правда, засомневался, стоит ли молоть воду в ступе, когда многое уже изменилось, и тема перестала быть актуальной. Но, видя ее напор, рассказать все по порядку.

Из ее вопросов Глебу стало ясно, она была не в курсе, что произошло с Ватюшковым. Стараясь не забегать вперед, он сказал:

— Не только Дорчакову, но и Ватюшкову я отвечал на эти же вопросы.

— Ватюшкову? — удивилась она. — А причем тут Ватюшков?

С ее лица не сходило удивление, когда она слушала Корозова. Не перебивала. Последние события ее ошарашили. Когда Глеб закончил, Евгения еще какое-то время приходила в себя, а затем переспросила:

— Ольга дома?

— Дома, — ответил он.

— С нею все нормально?

— Если это можно назвать нормальным после такого потрясения! — ответил Глеб.

Облегченно вздохнув, Думилёва сделала паузу, после которой резко поднялась со стула. Высокая и прямая. Прошлась по кабинету, метая гневный взгляд перед собой:

— Дураки! Дураки! — бросала зло. — Погубили друг друга!

Корозов тоже встал на ноги:

— Мне до сих пор непонятно, чем моя жена могла быть опасна для Нарлинской?

Пристально посмотрев на него, Евгения не ответила на вопрос, но произнесла иное:

— Поверь, Глеб, я ничего не знала об этом. Даже не подозревала. Если бы я только догадалась, ничего бы этого не произошло! Я бы головы им открутила, дуракам!

По ее тону Корозов сразу поверил, что она действительно сделала бы то, что говорила. И это поразило его. Ему показалось, что она поняла истинную причину произошедших событий, но не подала вида. Появилась интрига. Подумалось, надо посоветоваться с Аристархом.

Снова как-то механически Евгения задвигалась по кабинету:

— Ах, дураки! Почему в мире так мало умных людей, Глеб? Чего не хватало Еве?

— Я не могу знать, Евгения, чего ей не хватало. — сказал Глеб.

— Ведь у нее все было, о чем она даже мечтать не могла раньше! — Думилёва задумчиво покачала головой.

Следя за движениями Евгении, Глеб неожиданно предположил:

— Быть может, она боялась потерять все это?

Подойдя вплотную к нему, она пристально посмотрела в глаза, досадливо покривила губы:

— Дура! Она дура! Теперь она точно все это потеряла! — Евгения отступила. — Ты случайно не додумался, где может мыкаться Ева? Теперь она будет прятаться от меня.

Ее вопрос изумил Глеба. Что это, шутка Евгении? Вроде бы не время сейчас шутить. Если бы он знал, где Нарлинская, Исай с охранниками давно бы вытащил ее на свет божий.

Между тем, вопросительный взгляд Думилёвой замер на нем. Но, видя, что ее вопрос ошеломил его, Евгения задала другой:

— Тогда, возможно, у тебя есть мысли о том, где прячется Роман Рисемский? Мои соображения такие, что Ева сейчас может быть рядом с ним!

С этим предположением Глеб вполне мог согласиться. Почему нет? Вероятно, именно там следовало искать Нарлинскую. Но вся незадача в том, что сначала надо было найти самого Романа. А в этом Глеб ничем не мог помочь Евгении.

— Никаких мыслей на этот счет нет, — сказал он. — Это вопрос скорее к полиции.

Состроив кислую мину, Думилёва уже пожалела о том, что высказала свои предположения, поскольку опасалась, что полиция опередит ее. Такое развитие событий не устраивало. Она намерена была первой найти Еву. Посмотреть ей в глаза и решить, как поступить с нею. Хотя она уже все решила. И это решение не радовало ее. Но, увы, Нарлинская не оставила ей выбора.

Евгения опытным умом предвидела, какие действия будет вынуждена предпринять Ева, чтобы попытаться спасти себя. И в цепочке этих действий Думилёвой тоже уготовано место. На первый взгляд это было невероятно, но первый взгляд часто бывает ошибочным. И потом смеется тот, кто смеется последним. Человек от безысходности способен допускать совершенно неадекватные и нелогичные действия. Нарлинскую надо было опередить.

Протянув Глебу руку, Думилёва крепко пожала его, выговорив:

— Прощай, Глеб! Спрячь Ольгу! Я беспокоюсь за нее!

У Корозова обдало грудь жаром, который снизу ударил в лицо, пополз по щекам. Возмущенно Глеб спросил:

— Спрятать?! Как это понять? Сначала предупреждала Нарлинская! Теперь вот ты! Что происходит, черт побери?