– В этом туре было уже слишком много красного мяса, – говорит он, реагируя на мои поднятые брови. – Видишь, я к тебе прислушиваюсь!

Я решаю принять предложение мира. Сдержанно прокашливаюсь.

– Ну, как тебе «Билтмор»?

Отец нехотя переводит взгляд на меня, изображая усталую улыбку:

– Все по последнему слову роскоши, огурчик мой. Я отхватил люкс у бассейна с беседкой. Вокруг пальмы, бугенвиллеи, розы. Только поймите меня правильно, – он снова переводит взгляд на Мону и скалит зубы, – номера в отеле идеальные, но, когда приезжаешь в тропики, хочется чувствовать себя как в тропиках, если вы понимаете, о чем я.

– Да, абсолютно, – выпаливает Мона, чуть не задохнувшись. – А спа там есть?

– Не просто спа, а Спа с большой буквы, – говорит он, и в глазах у него пробегает огонек. – Имеет смысл сходить. Если вы любите спа, то непременно.

Ну ладно, хватит. Меня внезапно осеняет, как легко эта тварь оставила свою машину на парковке у «Билтмора». Могла бы и получше сыграть, если б попыталась. Я с силой ставлю мартини на стол и поднимаюсь.

– Это про-осто невыносимо, вы меня окончательно выбесили. Тебе спасибо за угощение, – говорю я отцу, показывая на пустой бокал, – а тебе, – я поворачиваюсь к Моне, – даже спасибо не за что сказать! Фальшивка, блядь!

Я разворачиваюсь на каблуках и иду к выходу, объявляя посетителям и показывая на нее:

– Сучка фейковая! Самая фейковая из всех фейковых сук!

Приближается официант с вином, и я слышу, как Мона пищит тоненьким голосом:

– Что я такого сделала?

– Ничего такого, – отвечает ей лживая свинья. – У нее был небольшой стресс… Пусть идет, выпустит пар…

Я останавливаюсь и делаю шаг обратно к столу.

– Тварь фальшивая, – снова объявляю я присутствующим, – фальшивый зад, фальшивые сиськи, фальшивые губы, фальшивые глаза, фальшивые зубы, фальшивый нос, фальшивый голос… Мошенница, короче! В кукле Барби больше живого, чем в этой суке!

– Люси! Послушай! – со злостью кричит отец, вскочив на ноги; в этот момент все охают от ужаса и начинают кудахтать от возмущения.

Ко мне выдвигается метрдотель:

– Мисс! Вам придется уйти!

– Не волнуйтесь, уже ухожу! Фальшивка, блядь. – И я снова тычу пальцем в плачущую Мону. – Фальшивка ты ёбаная!

Проняло, небось, тварь, по самые гланды, как вибратором с колючей проволокой.

И, силой распахнув перед собой дверь, я выхожу наружу в теплый ночной воздух. Постояв на улице, кричу пидору-парковщику, чтоб подогнал машину. В ожидании хожу взад-вперед и нервно проверяю телефон. Звонков не было, есть пять новых мейлов, и тут я понимаю, что я в соренсоновском аккаунте. Из-за одного письма у меня все закипает внутри.

Кому: [email protected]

От: [email protected]

Тема: (без темы)

Я твой отец!

Мудак! Пишу в ответ:

Кому: [email protected]

От: [email protected]

Тема: (без темы)

А Я ТВОЯ ДОЧЬ, БЛЯДЬ!!!

Жму «Отправить», и тут же будто холодный камень падает на дно желудка… Блядь. Я же под Соренсон зашла в айфон! Переписка с этими дебилами уже стала второй натурой.

Целую вечность жду свой «кадиллак», наблюдая представления уличных пьянчуг, шарахающихся по тротуару под хип-хоп и электродэнс, которые доносятся из проплывающих мимо кабриолетов. Оборачиваюсь, чтобы заглянуть в окно ресторана, и вижу, как Мона льет свои фейковые слезы, а отец волосатой, морщинистой рукой обнимает ее за костлявые плечи. Сложно сказать, кто из них сейчас гаже, манипуляторы чертовы.

Я прыгаю в машину, оставляя парковщика без чаевых.

– Спасибочки, – язвит он.

– Иди в пизду! – рычу я, показываю ему палец и срываюсь с места по 14-й улице в сторону Элтон.

Мудак, блядь, будь он порасторопнее, мне бы не пришлось созерцать, как эта фальшивая тварь флиртует с отцом. Проезжаю мимо винного магазина на Элтон и вижу, как из него появляется скособоченная, волочащая ноги фигура с бутылкой в коричневом бумажном пакете. Тимоти Винтер. Он идет через парковку, и я, резко свернув вправо, заезжаю на нее: какой-то мудак сзади сигналит. Оборачиваюсь – удостовериться, что он не остановился, – и вижу, как в моем ближнем свете появляется тощая спина Винтера в гавайке. Я подъезжаю к нему и торможу. Хотя на улице темно, надеваю темные очки.

Выпрыгиваю из машины, он оборачивается и смотрит на меня со злостью и любопытством.

– Слушай, друг, очень выпить хочется. Дай глотнуть, а я куплю еще одну, и потом забухаем!

Он щурится от света фар в темноте, смотрит на меня, потом на мои побитые колеса. Улыбается, обнажая желтые зубы:

– Самое выгодное предложение за весь день!

Я тебе сейчас устрою выгодное предложение, мразь педофильская. Беру бутылку из протянутой грязной руки, размахиваюсь и с силой бью ему сбоку по голове. Бутылка разбивается, в руке у меня остается зазубренное донышко. Фигачу донышком ему по роже, острые осколки стекла впиваются в одутловатое кукольное лицо. А я по-боксерски сжимаю кулаки.

Винтер не издает ни звука, только отшатывается назад, едва удерживая равновесие. Все как будто замирает на мгновение, и тут на асфальт начинает хлестать поток крови. Винтер вскидывает голову и, кажется, хочет заорать, набирает в грудь воздуха, но я прыгаю к нему и сильно бью по шее, ломая гортань: он издает глухой, булькающий звук. Кровь заливает ему глаза, нехватка воздуха дезориентирует: качаясь и хватая воздух ртом, он пытается побежать в сторону Элтон. Да нет у тебя шансов, педофила кусок. Я быстро сажусь в машину, завожу и разгоняюсь прямо в шатающуюся фигуру. Сбиваю его; он, распластавшись по капоту, рушится на землю, и все это складывается в неровную дробь глухих ударов. Кручу ручку, чтобы опустить стекло, и выкрикиваю в сторону лежащего на асфальте обмякшего тела:

– ЭТО ТЕБЕ ЗА СТАРОЕ, ЛЮБИТЕЛЬ ДЕТИШЕК, БЛЯДЬ!

Я выскакиваю с парковки на Элтон и еду на север.

Прилив энтузиазма рассеялся: я стою перед Лининым домом на 46-й улице и неожиданно для себя дрожу и чуть не рыдаю. Какая же я идиотка. Так и сесть недолго. Из-за какого-то ёбаного педофила. Пытаюсь взять себя в руки, успокоить прерывистое дыхание. Внезапно кто-то стучит в окно. Мурашки по коже от страха; над костяшками стучавших пальцев я жду увидеть форменные обшлага, но на меня из-под копны темных волос пялятся два проницательных черных глаза, топорщатся ироничные хипстерские усы.

Парень одет в черную футболку и джинсы, и я инстинктивно понимаю, кто это, хотя никогда его раньше не видела. Этот ее мнимый художник, переквалифицировавшийся в фотографа. Соренсоновский ёбарь. Как его там, блядь? Джеффри?