Максим водил его из одной комнаты для официальных приемов в другую, не уставая приговаривать:

— Ты абсолютно уверен в себе. Ты не прислушиваешься к чужому мнению и носишь то, что привык носить. Ты защищаешь интересы Камиллы. Но если ты решил сдаться, то так и скажи, и я отступлю от тебя со своими поучениями.

Естественно, Анри и не думал сдаваться, но однажды, сидя на резном стуле в огромной парадной столовой, он дал слабину и ворчливо пожаловался:

— Я почти не вижусь с Камиллой, общаюсь с ней только по ночам.

Сегодня на нем были облегающие панталоны, короткий, расшитый золотыми нитками жилет и невысокие замшевые сапоги. Вся одежда была выдержана в желто-коричневых тонах, и он чувствовал себя большой брюквой. Особенно смущали Анри панталоны, в них он был словно голым, выставленным напоказ. Ему казалось, что служанки, хихикающие в кулак при его появлении, начинают обсуждать размеры его члена, едва он минует их и скроется из вида.

— Ну а я вообще ее не вижу, мне остается только гадать, чем вы там с ней занимаетесь в моих лучших гостевых покоях, — заметил Максим, подвигая к нему щипцы для омаров. — Вот, возьми это.

— Мы никогда не едим омаров, — буркнул Анри, однако взял щипцы и продемонстрировал умение пользоваться ими, припомнив уроки Максима.

Эти уроки научили Анри аристократическим манерам, но вот сможет ли он когда-нибудь чувствовать себя аристократом? И хочет ли он этого? Однако ради Камиллы ему надо хотя бы притвориться таковым, чтобы не опозорить ее в глазах придворных. А для самого Анри уроки Максима оказались чрезвычайно полезными, поскольку теперь он распрямил плечи — в прямом и переносном смысле — и научился уверенно смотреть вперед.

Максим продолжал наставлять юношу:

— В принципе не имеет значения, умеешь ли ты пользоваться щипцами или нет. Просто покажи, что ты знаешь, для чего они предназначены.

— Ну, это несложно. Любой может научиться этому нехитрому мастерству. — Анри вскинул руку, предупреждая возражения Максима. — Да, да, я знаю, что только разыгрываю из себя состоятельного человека, и стараюсь сделать так, чтобы мне поверили. — И он произнес противным гнусавым голосом, имитируя одного из старших конюхов герцогской конюшни: — «Ежели ты не умеешь расколоть панцирь омара щипцами, на что ты вообще годишься?»

Максим усмехнулся:

— Неплохо, совсем неплохо. У тебя есть чувство юмора, а это уже хорошо.

Анри помолчал, поигрывая машинкой для отрезания плодоножек у чайных листиков, а потом спросил:

— А вы сами как всему этому научились, Максим?

Хозяин замка наклонился вперед, стул под ним заскрипел.

— Я много путешествовал и держал глаза открытыми. И тебе рекомендую сделать то же самое. Я могу отправить тебя на моем корабле в Восточную империю, и тогда ты увидишь, как хватать зернышки риса не пальцами, а двумя заточенными палочками.

— Возможно, когда-нибудь я воспользуюсь вашим любезным предложением, — сказал Анри и ехидно добавил: — Думаю, вы будете счастливы позаботиться о Камилле в мое отсутствие, не правда ли?

— Конечно. Неужели ты сомневаешься во мне? — улыбнулся Максим и взял со стола большую ложку, предназначенную для того, чтобы брать с общего блюда куски рыбы. — А теперь скажи, как с ней управляться?

Когда днем у Анри выдавались свободные минуты, он сразу же шел на конюшню. Две девочки, приставленные к животным Камиллы, ухаживали за ними добросовестно, однако лошадки ждали Анри, приветствовали его радостным ржанием. Не объяснять же им, что ему катастрофически не хватает времени. Да и самому Анри требовалось иногда хотя бы ненадолго уединиться, чтобы подумать о том, как радикально изменилась его жизнь. Возвращаясь по вечерам в их покои, Анри молча сидел в сторонке, слушая беседы Камиллы, тетушки Максима Жизель и капитана Люнг, которая должна была переправить их морем на своем корабле. После чего за Анри приходил Каспар, и он вместе с ним отправлялся на специальный плац, где их уже ждал Арно, чтобы заняться практикой владения кинжалом, стрельбой из лука и пистолета. Пистолеты Анри терпеть не мог, поскольку они создавали много шума и требовали перезарядки после каждого выстрела. А вот лук ему, с детства владеющему рогаткой, нравился, поэтому стрельбу по мишеням он считал увлекательной игрой, забывая иногда, что эти занятия пригодятся ему. Когда он будет жить во дворце.

Спал Анри в одной постели с Камиллой. Обычно, когда он засыпал, она еще не появлялась. Порой Камилла приходила только после полуночи. Анри, сонно моргая, смотрел, как она устало снимает тунику, протягивал к ней руки и принимал в свои объятия. Это было их самое счастливое время. Они занимались любовью, а потом Камилла обмякала у него в руках и забывалась сном.

Однажды Анри претворил в жизнь самое свое заветное желание — удовлетворил ее языком. Камилле очень понравилось, но она была так измотана, что сразу же заснула. А на рассвете Анри был разбужен нежными движениями ее пальцев, сомкнувшихся вокруг его члена. Выражение лица Камиллы было мягким, в уголках губ играла улыбка. Анри дотронулся до ее руки, чтобы дать понять, что он уже не спит.

— Мне нравится наблюдать, как ты спишь, — сказала она. — Сонный ты весь принадлежишь мне.

— Я всегда принадлежу тебе, — возразил Анри и, убрав руку, предоставил ей распоряжаться своим телом по ее разумению. — Делай со мной все, что хочешь.

Отблагодарив любовника серебристым смехом, Камилла склонилась над ним и взяла его член в рот и стала сосать, время от времени прикусывая волоски на его лобке.

Анри сделалось щекотно.

— О, помогите мне, ваша светлость! — хихикнул он. — Меня решила изнасиловать стайка бабочек!

Камилла снова рассмеялась и оставила его волосы в покое, полностью переключившись на член. Анри закинул руки за голову и вцепился в спинку кровати. Тогда Камилла села, немного полюбовалась его рельефными мышцами и медленно провела кончиками пальцам по напрягшимся бицепсам, затем спустилась по крепкой шее к соскам, которые мгновенно затвердели. Когда она принялась с жадностью сосать их, Анри понял, почему женщинам так нравится, когда мужчины ласкают их грудь.

От удовольствия Анри начал постанывать, и Камилла вернулась к его члену. Не успела она сделать и трех движений ртом, помогая ладонью там, куда не доставал язык, как Анри взорвался. Весь мир сосредоточился для него вокруг собственных волшебных ощущений и ее улыбающихся губ, которые только что едва не свели его с ума.

Немного успокоившись, он легонько дотронулся до ее коротких волос и спросил:

— А как же ты?

Камилла изящно, словно кошка, сползла с Анри и уютно угнездилась у него на груди.

— Я слишком устала и хочу спать. Сегодня был тяжелый день, — со вздохом призналась она. — Но мне так хотелось доставить тебе удовольствие. Помнишь, что ты сказал мне однажды?

— Конечно. Я сказал, что обожаю смотреть, как ты кончаешь.