Земля внутри Длинных Стен и часть территории на другой стороне пролива Бычий Брод считались пригородом столицы. Здесь густо теснились деревни и городки. На многих фермах выращивали необычные овощи и фрукты для столичных рынков. Здесь и там располагались виллы и поместья столичных вельмож. Малеин владел несколькими. У семьи Ршавы тоже имелась вилла, но располагалась она возле моря, в стороне от пути, по которому прелат ехал в столицу. Он вспоминал ее с нежностью.

Он вообще с нежностью — иногда даже с чрезмерной — вспоминал все, относящееся к столице. Ршава помнил, как жарко было летом в городе Видесс и в пригородах. В Скопенцане, в лучшем случае прохладной, а часто и холодной, он множество раз согревался этими воспоминаниями.

Но он успел позабыть, что жара здесь приносила духоту и любое действие — а порой и бездействие — в такой день быстро становилось неприятным. По телу струился пот. В бритую голову с необузданной яростью било солнце. Теперь, подумав об этом, прелат вспомнил и свою загорелую макушку. Жаль, что это нельзя забыть.

И еще он вспомнил, насколько велика столица и какое множество людей в ней живет. Скопенцана была крупным городом по провинциальным меркам, но если бы ее случайно уронили на столицу, это мало кто заметил бы. И сельская местность вокруг Скопенцаны была гораздо малолюднее, чем внутри Длинных Стен.

Теперь, вернувшись после долгого отсутствия, Ршава сверял свою память со свежими впечатлениями. И многие стороны здешней жизни он оценивал по-новому. Пригороды столицы казались ему неприятно перенаселенными. Люди сновали повсюду. Чем они тут занимаются? Впрочем, какая ему разница?..

Прелат успел позабыть, насколько корыстны здешние жители. Он спросил мужчину, стоявшего на развилке дорог, какой путь в столицу кратчайший. Тот ничего не сказал, а лишь протянул руку ладонью вверх. Он даже не подозревал, насколько близко к смерти в тот момент находился. Кипя от возмущения, Ршава дал ему медяк — и получил нужные сведения.

В Скопенцане ничто подобное не произошло бы никогда. Люди там не ожидали вознаграждения за столь небольшую и простую услугу. Более того, они еще вызвались бы проводить до нужного места. Неужели жители столицы всегда были такими? Ршава напряг память и решил, что да. Зачем кому-то приходить в столицу или жить в ней, если не пребывать в постоянной готовности схватить удачу за хвост?

А как поступит крестьянин, если священник потребует денег за благословение? Раскошелится? Возможно. Но Ршава решил, что большинство крестьян, которых он видел, скорее переломят рукоятку мотыги о голову жадного священника, чем заплатят ему медяк, не говоря уже о золотом.

Ближе к вечеру какой-то крестьянин окликнул Ршаву, когда он проезжал мимо:

— Хотите поужинать и переночевать у меня, святой отец? Все будет лучше и дешевле, чем вам предложат в городе.

Что ж, это была вполне допустимая предприимчивость. Ршава направил лошадь к крестьянину.

— Большое спасибо. Я у тебя остановлюсь.

Крестьянин не обманул. Его дородная жена подала на ужин отличное куриное рагу. В этой семье был сын, у которого начала пробиваться бородка, и дочь на год или два моложе. Ршаве доводилось слышать шутки о глуповатых и неуклюжих крестьянских дочках, и он гадал, есть ли в них доля истины. Присмотревшись к девушке, прелат решил, что вряд ли как минимум в ее случае… А жаль.

Если бы он оказался более умелым чародеем, то смог бы завлечь девушку в постель, пока ее семья спит, и устроить все так, что она бы и не вспомнила о том, что произошло. Или же… Или осталась бы так довольна, что и сама бы никому не проболталась. Ршава мог бы сделать так, чтобы она осталась довольна, — но пока не знал, каким образом. Записи Кубаца ему еще изучать и изучать.

А раз так, прелат решил улечься возле очага, чтобы крестьянское семейство заняло свои постели. Но они и слышать об этом не пожелали. Юноша лег на полу возле очага; Ршава спал в его кровати. И она действительно оказалась намного удобнее той, какую ему, скорее всего, предложили бы в гостинице, равно как и рагу было куда лучше ужина, подаваемого в большинстве харчевен.

Крестьяне проснулись на рассвете. Вскоре поднялся и Ршава — не потому, что они шумели, а потому, что лишь очень богатые и очень изнеженные люди долго валяются в постели после восхода солнца. Дневной свет — для жизни; лампы не могут по-настоящему разогнать темноту и заменить его должным образом.

— Премного вам благодарны, святой отец, — сказал крестьянин, когда Ршава расплатился. — Уж так мы все были рады, что вы у нас заночевали, и это истинная правда. Может, вы проявите милость да благословите нас тоже, пока не уехали?

Ршава поднял глаза к небесам.

— Дай этим щедрым людям то, что они воистину заслуживают, и да прольется на них благословение твое, — произнес он молитву, не упоминая имени Фоса, и закончил обычным: — Да будет так.

Он надеялся, что крестьянин и его семейство не заметят пропущенное. Удача — а может быть, некая сила — не покинула его, потому что они и впрямь не заметили. Возможно, они настолько ожидали услышать имя Фоса, что подумали, будто и впрямь слышат. Или сами произнесли его в уме… Такое объяснение показалось прелату не хуже любого иного.

Забравшись в седло, Ршава поехал в сторону дороги. Отец крестьянского семейства направился в поле, неся на плече мотыгу наподобие солдатского копья. Сын пошел в хлев кормить скотину. Мать вернулась в дом, где ее ждали ежедневная готовка, стирка, прялка и ткацкий станок. Симпатичная дочка, опустившись на четвереньки, начала пропалывать огород возле дома.

Ршава вздохнул. «А ведь сколько более интересных вещей она могла бы сделать», — подумал он. Для него все «более интересное» было связано с похотью. Он опять вздохнул: жаль, что ничего не вышло… Но затем пожал плечами и поехал дальше. Она ведь не единственная смазливая девчонка на свете. Ему попадется много других — в этом прелат не сомневался.

Вдохновившись такой мыслью, он ехал почти все утро. Наверное, ему не стоило удивляться, что его мысли вернулись к Ингегерд, — но все же это его удивило. Она была не смазливой девушкой, а прекрасной женщиной. Она восхищалась им, доверяла ему… и что за это получила? Изнасилована им и убита его проклятием.

Смерть Ингегерд… Не могла ли она оказаться частью проклятия, которое Ршава призвал на свою голову? Можно ли считать, что жена Гимерия стала одной из жертв падения Скопенцаны? Ведь она погибла явно вследствие этого падения. Ршава и представить не мог, что хаморы ворвутся в город, и тем более что один из тех крестьян, кому он помог остаться в городе, распахнет ворота перед варварами. Однако этот черный час настал, и ответственность за него прелат взвалил на себя.

Даже здесь, под теплым южным солнцем, Ршаву пробила дрожь, словно его застигла скопенцанская метель. Он проклинал людей, и они падали мертвыми. Вот стоит пастух, приглядывая за своими баранами и овцами. «Если я укажу на него пальцем, он умрет», — подумал Ршава. Это, несомненно, так. Но тогда, в Скопенцане, он указал на себя. И что? Он все еще живет. Он все еще дышит. Но, несмотря на это, он не мог поверить — как бы ему ни хотелось, — что для него все обернется без последствий.