На этот раз все было «схвачено», и нас впустили внутрь без проблем. За дверью обнаружился длинный коридор, отличавшийся от других коридоров Центра разве что многочисленными постами охраны на каждом повороте и у каждой развилки. Старшину охранники знали в лицо и кивали ему, как старому знакомому. Только последний охранник потребовал назвать пароль. Борис что-то буркнул, и я даже не понял, на каком языке было это слово.

Коридор привел нас к еще одной бронированной двери, которую Старшина открыл с помощью электронного пропуска.

За дверью обнаружился еще один коридор, шире первого, и охраны тут уже не было. Зато здесь царила деловая суета. То и дело нам попадались люди с карманными компами, с папками для бумаг или с рулонами компьютерных распечаток. На дверях висели таблички, и я с любопытством косился на них. Там были «Зал мониторинга», «Департамент научных исследований», «Кастинг», «Каскадерская», «Средства массовой информации», «Компьютерный зал», «Диспетчерская»... Словно мы находились в каком-то гибриде киностудии и научно-исследовательского института.

Наконец мы добрались до комнаты с табличкой «Директор Центра «Антидеус».

В приемной сидела хорошенькая секретарша азиатской наружности, которая заставила Старшину повторить кодовое слово (на этот раз я расслышал его — «меритократия», хотя значение его оставалось загадкой), а затем разрешила нам «доступ к телу», как в таких случаях выражаются чиновники.

Директорский кабинет смахивал на офис какого-то малого и не очень процветающего предприятия. Стол, кресла, кожаный диван, пара шкафов из хорошего дерева, компьютерный столик в углу, ковровый пол. И большой экран на стене. По-моему, такой же я видел в спальне у жены Стрекозыча.

За столом сидел человек очень маленького роста. Не то переросший карлик, не то недовыросший взрослый. У него была крупная седая голова и внимательные серые глаза. На вид ему можно было дать лет семьдесят. Стол был завален множеством книг, папок, каких-то бумаг, и карлик был углублен в их изучение.

Когда мы вошли, он встал, поздоровался с нами за руку и указал на кресла.

Однако сам остался сидеть за столом, словно подчеркнуто держась на дистанции.

— Ну, что, Альмакор Павлович, — сказал он неожиданно приятным звучным голосом, — позвольте представиться. Меня зовут Марк Захарович Пилютин. Вас я уже заочно немного знаю. Но хотел бы познакомиться поближе. Рассказывайте.

— Что именно? — спросил я, покосившись на Старшину, который сделал каменное лицо — типа, не я здесь главный, поэтому делай что тебе говорят.

— Ну, для начала, о себе.

Охо-хо, подумал я.

— А зачем? — довольно дерзко осведомился я.

— Так положено, — пожал плечами директор. — Любой кандидат на зачисление в наш Центр должен изложить основные вехи своей жизни.

— Кандидат на зачисление? — удивился я. — С какой это стати я должен претендовать на работу у вас?

— Борис Александрович, — недоуменно поднял седые брови Пилютин, — кого вы мне привели?

— Все нормально, Марк Захарович, — успокоительно взмахнул рукой Старшина. — Парень, конечно, с закидонами, но, уверяю вас, очень полезный.

— Послушайте, граждане, — возмутился я. — Мне не очень нравится, когда меня пытаются сватать без моего ведома. Объясните, что происходит!

— Да ничего особенного не происходит, — терпеливо сказал Пилютин. — Вам просто предлагается перейти на работу к нам, Альмакор Павлович. Разумеется, если вы не согласны, то можете отказаться. Но я бы не советовал вам этого делать.

— Почему? Меня что — убьют, если я откажусь? Ах да, я и забыл, что теперь никого нельзя убить... Значит, посадите за решетку? Или прикуете наручниками к креслу и будете морить меня голодом, пока я не соглашусь работать на вас?

— М-да, — сказал директор Старшине. — Интересные молодые люди работают у вас в отряде...

— Алька, — сказал мне Старшина, — перестань валять дурака. Пойми, наконец, что ты не вправе отказываться от работы у Марка Захаровича. Мы не деспоты и не собираемся распоряжаться тобой, как вещью. Но сейчас почти военное время, и каждый из нас, профилактов, должен сделать все возможное, чтобы внести свой вклад в эту борьбу.

— Борьбу с чем? — тупо спросил я. — Или с кем?

— Знаете, почему наша Контора называется Профилактикой? — спросил Пилютин. — Не потому, что мы пытаемся предотвратить стихийные бедствия и катастрофы. Совсем не поэтому. Наша деятельность направлена на предотвращение гораздо более серьезной катастрофы для человечества. И имя этой катастрофы — Бог. К сожалению, в последнее время ситуация вышла из-под контроля. Теперь Бог есть, и он уже принялся менять наш мир. Как это ни странно звучит, но сейчас наша задача сводится к тому, чтобы ликвидировать его и восстановить статус-кво. Как следует из материалов вашего личного дела, любезно предоставленного нам вашим непосредственным начальником, — Пилютин покосился в какую-то раскрытую папку на столе, — вы — человек неверующий, хотя собирались стать специалистом по религии. Уже по этой причине, а также с учетом ваших личных качеств и способностей, вы нам подходите. Вопрос только в том, согласны ли вы работать у нас. Если нет — прощайте, не будем тратить напрасно время. Если же вас это в какой-то мере интересует, то мы постараемся ответить на все ваши вопросы. Что скажете?

Я поерзал в кресле.

Черт, ловко это они со Старшиной провернули... Зацепили меня на крючок, как крупную рыбу, и потихоньку подтаскивают к себе, чтобы вытянуть на берег.

Действительно, интересно узнать, что и как тут творится, и почему они считают, что борются с самим Всевышним, и с чего решили, что он существует, и как можно бороться с тем, кто способен одним движением пальца превратить всю Землю в труху?

К тому же, я отдавал себе отчет в том, что не смогу больше работать в отряде. Пора признаться самому себе: не мое это призвание — спасать людей. Тем более если смерть им не угрожает.

В то же время, если я соглашусь, то обратного хода, видимо, уже не будет никогда. Вряд ли мне позволят уволиться отсюда, если я буду знать все об этих богоборцах. Не представляю, как это у них здесь поставлено, но наверняка такие варианты хорошо продуманы и проработаны. Подпиской о неразглашении не отделаешься, слишком это слабый тормоз. Может, сотрут у тебя память, прежде чем отпустить на все четыре стороны. Ты же не хочешь этого, верно?

— А нельзя ли, — наконец сказал я, — предварительно узнать, как вы меня планируете использовать? Дадите в руки огнемет с адским огнем и пошлете охотиться на ангелов? Или церкви минировать? Или читать верующим лекции об агрессивной сущности Всевышнего?

Пилютин хохотнул, причем искренне. А вот от Старшины я получил довольно чувствительный удар локтем в область печени.

— Нет-нет, — сказал, отсмеявшись, хозяин кабинета. — Поверьте, ваши функции будут намного проще — или сложнее, это уж как посмотреть — и гораздо менее экстремальными. Например, Борис Александрович рекомендует использовать вас на аналитической работе... — Он взмахнул каким-то листком, испещренным каракулями Старшины. — Но я не гарантирую, что вы будете проводить время исключительно в кабинетной тиши, за компьютером. У нас имеется специальный оперативный отдел, но, к сожалению, его сотрудников порой катастрофически не хватает для выполнения особых миссий. Впрочем, я, кажется, опять забегаю вперед, потому что вы так и не ответили на мой предыдущий вопрос.