вид, что того дня никогда не было, и пытаясь вычеркнуть его из памяти, но, конечно же, она хотела покопаться и побарахтаться в нем, пропуская меня через эмоциональную мясорубку. Любопытная сука.

— Ммм, — сказала я безразлично.

— Вы сказали, что там было не так много людей? — Найтшейд подтолкнула.

Клянусь звездами, я ненавижу тебя.

— Только я и моя мама, — у нас не было денег на похороны, так что это был открытый гроб без магической защиты и пятнадцатиминутная встреча в государственном похоронном бюро. Так как мы не могли позволить себе похоронить его на кладбище с надлежащей охраной, нам пришлось довольствоваться кремацией и деревянной табличкой, которая будет висеть в вестибюле местного кладбища в течение трех лет. После этого, если я не смогу оплатить ее содержание, ее снимут, а место отдадут другой бедной семье. Как будто его вообще не существовало. Кто знал, что у горя есть срок годности?

— Открытый гроб? — спросила она.

— Да, — резко ответила я, боль от этого воспоминания царапала что-то сырое и кровоточащее в моем сердце. Я даже не навестила эту жалкую табличку с тех пор, как ее установили. От того, что его прах хранился в моем шкафу, я тоже не чувствовала себя менее виноватой. Я хотела однажды купить ему нормальное надгробие и развеять там, чтобы я могла регулярно навещать его в достойном месте упокоения. Но учитывая цену надгробия и участка на одном из охраняемых кладбищ, я не думала, что этот день наступит в ближайшее время.

— И что вы почувствовали, увидев его таким? — Найтшейд надавила на меня, ее гребаный дар Сирены подталкивал меня, питаясь моей душевной болью и печалью. Побуждая меня рассказать ей больше.

Я вздрогнула, когда воспоминания нахлынули на меня, и слезы навернулись на глаза. Я чувствовала, как ее влияние проникает сквозь трещины в моей защите, но перед лицом такого горя было трудно укрепить свои ментальные щиты.

— Именно так, как вы себе это представляете, — огрызнулась я. — Никто не хочет видеть свою плоть и кровь в таком состоянии. Мой брат заслуживал большего, чем гребаные государственные похороны, на которых его никто не оплакивал. Как будто он не имел никакого значения, как будто всем было наплевать на то, что у него украли всю жизнь!

Найтшейд замолчала на долгий миг, пока мое сердце колотилось от агонии моей потери, а она жадно всасывала мою боль.

Она медленно наклонилась вперед, и я почувствовала, как растет ее сила, когда она напрягала дары своего Ордена. Мой язык развязался, и я удивилась, почему я не доверила ей этого раньше. Почему я не рассказывала больше, все? Я должна была позволить ей разобрать мою боль на части и сшить меня заново. Она была такой доброй и отзывчивой, она хотела только лучшего для меня, она только хотела помочь. А мне так нужна была помощь, что иногда я едва могла дышать. Это горе раздавило меня, утопило, задушило, и она могла бы освободить меня от него.

— Элис, — промурлыкала Найтшейд шелковым мягким голосом. — Ты сказала, брат. Не хочешь ли ты рассказать мне, почему ты солгала, что это твой отец?

Маленький голосок в глубине моего черепа начал кричать в панике, чтобы я не доверяла ей, но его было слишком легко игнорировать, потому что это было неправильно. Так неправильно. Найтшейд была здесь, чтобы помочь мне, спасти меня, и мне нужно было рассказать правду. Я должна рассказать ей правду.

— Мой брат, — сказала я медленно, слеза скатилась по моей щеке. — Он был самым лучшим человеком, которого я когда-либо знала. Он был таким хорошим. Он хотел спасти меня от той жизни, в которой я родилась. Он собирался спасти меня. Мы собирались убежать отсюда и оставить все это позади… но потом он оставил меня…

— И что это заставляет вас чувствовать? — спросила она, всасывая мою печаль и вытягивая из меня магию. Но я не возражала. Я хотела отдать ей все. Это было самое малое, что она заслужила за то, что так помогала мне.

— Предательство, — выдохнула я уродливую правду, в которой никогда раньше не признавалась даже самой себе. — Он обещал, что никогда не оставит меня… — еще больше слез полилось по моим щекам, когда шлюзы открылись и боль поглотила меня. — Он обещал, что никогда не будет мне лгать, но это оказалось неправдой. У него было так много секретов, так много глубоких, темных тайн…

— Например? — спросила Найтшейд, ее хватка на моих эмоциях была железной.

— Он знал, — сказал я. — Он знал о том, что происходит в этой Академии.

— В этой Академии? — удивление Найтшейд прорвало ее сосредоточенность, и на краткий миг мои эмоции снова стали моими собственными. Мой кулак сжался, но прежде чем я успела собраться, ее влияние усилилось.

Ее хватка на моих эмоциях мгновенно усилилась, и я обнаружила, что хочу ответить на любой вопрос.

— Кем был твой брат, Элис? — спросила Найтшейд, забыв приправить свой голос нежностью в своем отчаянном желании узнать правду.

Мои губы разошлись, в памяти всплыло лицо моего брата, и я уже собиралась рассказать все, что она хотела знать. Но как только я представила Гарета, его брови сошлись, и он начал кричать на меня. Сначала я не расслышала слов, но потом они прорвались сквозь тучи бреда, который она придумала.

Не доверяй ей!

Я с рычанием ярости вскочила со своего места, схватила огромную вазу с цветами со стола между нами и разбила о голову Найтшейд.

Все произошло так быстро, что я была уверена, что она даже не заметила моего приближения.

Она упала со стула с грохотом, от которого зазвенели половицы, а я в шоке уставилась на нее с раскрытым ртом.

Я только что напала на школьного психолога. Святое дерьмо в рождественской корзинке.