— Не знаю, — ответила она. И, вздохнув, добавила: — Но он помог мне спасти тебя.

Она могла бы сказать ему, что Том — пусть и великан, но вовсе не бычара… Однако не стала — ей не хотелось говорить о Томе с Себастьяном.

Наконец они выехали за пределы рынка. И под прощальные крики Джо и Клейтона пустили лошадей галопом в сторону холодных и пустынных Азритских равнин.

Дженнсен и Себастьян скакали все дальше и дальше. Их путь пролегал неподалеку от тех мест, где оба уже побывали, когда Дженнсен искала путь к дому Алтеи. Всего один день прошел со времени того путешествия, но девушке казалось, будто это случилось давным-давно. Как много событий вместил этот день! Блеф, удачно разыгранный перед солдатами и офицерами; знакомство с капитаном Лернером; Себастьян в тюремной камере; уговоры недоверчивой морд-сит… И, как итог, — волшебник Рал на хвосте.

А день уже близится к концу, и за оставшееся до наступления темноты время вряд ли удастся уехать далеко, и лагерь придется разбивать в открытом поле.

— Нельзя разводить огонь, — сказал Себастьян, глядя на дрожащую Дженнсен. — Нас заметят за сотню миль, а мы разглядим противников только тогда, когда нам уже начнут скручивать руки.

Безлунное небо раскинуло над ними звездный полог. Дженнсен раздумывала о том, что сказала ей Алтея: «Ты сможешь разглядеть ночью птиц только в случае, если они летят на фоне звезд». Сейчас на фоне звезд не было видно ни одной птицы, зато неподалеку трусили несколько койотов, осуществляя обход территории. При звездном свете они были легко различимы в этих пустынных краях.

Негнущимися пальцами Дженнсен отвязала от седла спальник и растянула его на земле.

— Интересно, где ты собрался набрать дров для костра?

Себастьян расплылся в улыбке:

— А мне и в голову не пришло. Дров-то и в самом деле днем с огнем не найдешь!..

Дженнсен сняла седло с Расти, положила его на землю рядом с Себастьяном и внимательно огляделась. Даже при слабом свете звезд на плоской равнине не скроется никакое движение.

— Мы заметим любого, кто пожелает приблизиться, — сказала она. — Может, одному из нас стоит покараулить?

— Нет. На этих просторах без огня мы будем незаметны. Лучше выспаться, тогда завтра будет легче.

Лошадей привязали, а седла использовали под сидения. Развернув спальник, Дженнсен обнаружила внутри два белых узелка, которые она туда не клала. Развязав концы, она обнаружила в узелке пирог с мясом. Себастьян, открыв другой узелок, сделал в свою очередь точно такое же открытие.

— Надо же, как Создатель о нас заботится! — заметил он.

— Это Том положил, — улыбнулась Дженнсен, держа пирог на коленях.

Себастьян решил не спрашивать, с чего она это взяла.

— Это Создатель позаботился о нас с помощью Тома. Брат Нарев говорит: когда мы считаем, что кто-то побеспокоился о нас, на самом деле через него это сделал Создатель. Мы, в Древнем мире, верим: делая что-либо для другого, мы выполняем добрые дела Создателя. Именно поэтому нашим святым долгом является улучшение благосостояния ближних.

Опасаясь, что ее слова можно воспринять как критику брата Нарева — или даже Создателя! — Дженнсен решила промолчать. Разве можно оспаривать слова такого великого человека, как брат Нарев?.. Ей не довелось сделать ни одного хорошего дела, похожего на те, что совершил брат Нарев. Она даже пирогом с мясом никого не угостила! И вообще доставляла людям одни проблемы — и матери, и Латее, и Фридриху с Алтеей, и многим другим. И если кто-то и действовал через нее, то уж точно не Создатель!

Себастьян, похоже, угадал ее мысли по выражению лица, потому что мягко сказал:

— Знаешь, почему я с тобой? Я верю, что таково желание Создателя, и уверен, что брат Нарев и император Джегань одобрят эту помощь. Мы боремся именно за то, чтобы люди могли заботиться друг о друге.

Дженнсен отвела глаза от пирога с мясом. Лицо ее застыло: благородные устремления благородными устремлениями, но для девушки услышать такое — все равно что получить нож в спину.

— Так вот почему ты мне помогаешь, — сказала она, вымученно улыбаясь. — Всего лишь из чувства долга…

— Нет, — поспешно сказал Себастьян. Он подошел к ней и встал на одно колено. — Сначала, конечно… Но сейчас это уже никакой не долг…

— Как будто я прокаженная, а ты…

— Да нет же! — Он замолк, пытаясь найти слова. Дженнсен ждала.

На лице Себастьяна вдруг заиграла нежная улыбка, а в голосе зазвучала горячая мольба:

— Такой девушки, как ты, Дженнсен, я никогда не встречал. Клянусь, нет на свете никого прекраснее и находчивее тебя. С тобой я почувствовал себя… никем. Такого со мной еще не бывало…

Несколько секунд Дженнсен смотрела на него с ошарашенным видом, потом пробормотала:

— Никогда бы не подумала…

— Мне нельзя было целовать тебя. Это была ошибка. Я — солдат армии, сражающейся против угнетателя. Вся моя жизнь посвящена народу, мой долг помогать людям. Я не должен желать женщину, подобную тебе.

Дженнсен никак не могла понять, почему он оправдывается. Ведь он спас ей жизнь…

— А почему же ты поцеловал меня?

Себастьян смотрел ей прямо в глаза, и, казалось, ему было невыносимо больно подыскивать слова.

— Я не сдержался… Пытался устоять, и не смог… Я знал, что это ошибка, но мы оказались так близко… Я видел твои прекрасные глаза, твои руки обнимали меня… Мне ничего в жизни не хотелось сильнее… Я просто не справился с собой. Хотя и должен был. Извини!

Дженнсен опустила глаза. Себастьян тут же надел привычную маску хладнокровия и вернулся к своему седлу.

— Не огорчайся, — прошептала она. — Мне понравилось.

Он обернулся:

— Правда?

— Я рада услышать, что это было не из чувства долга.

От этих слов Себастьян улыбнулся, и напряжение, витавшее в воздухе, куда-то исчезло.

— От долга другое ощущение, — сказал он. И они оба захохотали. Дженнсен показалось, что она смеется чуть ли не впервые в жизни. И как это было здорово!

Она разделила пирог надвое и с аппетитом принялась за него, наслаждаясь букетом приправ и ароматом мяса.

Что за чудо! Наверное, она слишком строго повела себя с Томом из-за Бетти. А он — добрый человек…

Да-а, Том… С ним было легко. С ним она почувствовала свою значимость и уверенность в силах, тогда как с Себастьяном была робкой и скромной. И улыбки у них разные. У Тома она — от всего сердца, тогда как у Себастьяна — непроницаема. От улыбки Тома любая девушка почувствует себя сильной и защищенной, а Себастьяна — беззащитной и слабой.

Доев пирог и собрав крошки, Дженнсен, не снимая плаща, завернулась в спальник. Дрожа от холода, она вспомнила, как их согревала Бетти. В ночной тишине вернулась боль утраты, не дала заснуть, хотя усталость, накопившаяся за последние два дня, казалась едва ли не смертельной.