Вечером того же дня раздался вызов, я бросился к визору в безумной надежде, что это Ара-Лин, но это был некст Грюндер, он коротко приказал прибыть в административный центр.

Лорды-безопасники без лишних предисловий потребовали дать отчет о сутках, проведенных в поместье Викенов. Меня напугал состав комиссии – Шур, Соболев и некст Грюндер. Такие величины, чего вдруг? Я не стал отпираться и рассказал почти обо всем, упомянув и визит Синоби. Выслушали, задали вопросы, отпустили. Уходя, я решился спросить:

– Можно ли узнать, что вы расследуете?

– Правомочность дуэли, – ответила Шур. Мне стало нехорошо.

– Между кем? – еле выговорил я.

– Между некст Викен и лордом Хоресом.

Я сполз по стенке, не в силах ничего произнести, лишь взглядом умолял мне ответить, но они смотрели на меня, как на актера на сцене.

– Да жива она, – наконец не выдержал некст Грюндер.

Я снова смог дышать.

– Ее жизнь вне опасности? – прохрипел я.

– Да, – ответила Шур.

Я вышел в коридор и стал их ждать, все равно я раскрылся, выдал свое отношение к ней; может, оно и к лучшему, ведь причину дуэли я не знал. Когда лорды вышли, я промямлил просьбу увидеть ее, к моему удивлению, они разрешили.

Ара-Лин в регенераторе – это стало моим новым кошмаром. Только глаза, нос и рот над раствором, глаза затуманены лекарствами и болью. Если бы я мог взять ее страдания на себя… Я просидел с ней несколько часов, прислушиваясь к еле слышным попискиваниям регенератора и ее дыханию. Потом я каждый день справлялся по инфосети о ее здоровье. Когда промелькнула информация о смерти лорда Хореса, моего единокровного брата, я испугался еще больше, ведь если дуэль сочтут неправомерной, последствия для Ары-Лин могут быть ужасными – лишение ранга, финансовые санкции. Но дуэль признали. Я набрался наглости и отправил письмо лично некст Грюндеру с просьбой рассказать о причинах дуэли, в конце концов, мое любопытство вполне оправдано. В ответ он сбросил мне отчет комиссии, я был в шоке от такой щедрости.

Записи с «душ» – вызов на дуэль, сама дуэль, допрос Ары-Лин в регенераторе. У меня голова шла кругом, я чувствовал какую-то двойную игру и не мог понять, чью. Почему она на него набросилась, что ее спровоцировало, почему она немного играла и привирала на допросе? И наконец, почему отключили жизнеобеспечение Хоресу? Ответ нашелся в прямой инфосети – обвинение в нелояльности лордов Хоресов, Моргана и леди Китлинг. Да, вовремя я отказался от своей семейки.

Ара-Лин улетела обратно на Дезерт, мы так и не увиделись еще раз. Я тренировался каждый день. Я и до этого, кроме медицинских процедур, каждый день уделял внимание «раскачке», языкам, общеобразовательной информации, но теперь старался не оставлять себе ни единой свободной минуты. У меня появилась цель.

Но человек полагает, а бог располагает, хотя на Синто говорят: человек думает одно, а его Судьба – другое. Так и у меня.

Местная красотулька, которая и раньше не давала мне проходу, стоило мне высунуть нос за ограду сада, совсем стыд и разум потеряла. Как-то вечером она, сидя у калитки, дождалась моего возвращения из больницы и буквально набросилась. Мне стало противно, просто мерзко, она напомнила мне хоул с промытыми мозгами, которых привозили с Депры: они хотели одного – трахаться со всеми, кого видели. И я, не стесняясь в выражениях, выдал все, что думаю о ней и ее женских органах, которыми она думает. Наверное, столько оскорблений она не слышала за всю свою жизнь. Тут же девица выдала красочное предположение о моих пристрастиях к мужчинам, на что получила ответ:

– Вовсе нет. Просто я брезгую шлюхами.

В бешенстве она попыталась меня ударить, но ничего не вышло, и она убежала с криками: «Ты еще пожалеешь» и грязными ругательствами в мой адрес.

А через день ко мне пришел шериф с молодым помощником. Шериф держался спокойно и официально, а его помощник был готов разорвать меня на месте. Они сообщили, что девица обвинила меня в извращенном изнасиловании и побоях, и что они пришли арестовать меня. Я спокойно собрался, чем, похоже, их удивил, дал надеть на себя наручники и отправился в участок.

Я не спешил с оправданиями, меня смутила формулировка «извращенное» изнасилование, и прежде чем объяснять смехотворность обвинений, я хотел знать, в чем именно они состоят.

Она понарассказывала такого, что я понял, почему помощник шерифа хотел прибить меня на месте. Эта дура перестаралась, слишком точные и яркие показания дала, уже не сможет переиграть версию с учетом моих «особенностей». Шериф был заинтригован моим спокойствием. Я попросил его лично съездить в больницу к моему лечащему врачу и сказать ей, что меня обвиняют в изнасиловании. Он так и сделал, я ждал в камере. Вернувшись, он молча выпустил меня, ничего не сказав ошалевшему помощнику. Приезд окружного судьи и сам суд были лишь формальностью, по моей просьбе суд был без зрителей, и шериф меня в этой просьбе поддержал. Судья ознакомился с делом, вынес оправдательный приговор и спросил, не подам ли я обвинение в клевете, чтобы он сразу рассмотрел и это дело, не приезжая еще раз. Я ответил, что нет, мол, предпочитаю абстрактной справедливости возможность спокойно ходить по улицам. Помощник шерифа был в шоке, и непонятно от чего больше – то ли от того, что девица, которая ему нравилась, оказалась такой дрянью, то ли от того, что я оказался таким «не способным».

Дурак, я думал, что на этом все и кончилось. Но через два дня после суда, опять после позднего возвращения из больницы, у ворот меня поджидали трое. Слушать меня они не были настроены, и завязалась драка. Пусть я многое восстановил за эти несколько месяцев, но один против трех я довольно быстро оказался в проигрышной ситуации. Во мне рос дикий ужас, ведь я не раз переживал подобные ситуации у пиратов, и почти всегда проигрывал. Я дрался с остервенением из последних сил, в голове метались две мысли: «как глупо» и «я не хочу умирать СЕЙЧАС». Пропустив удар в голову, я ненадолго вырубился, очнулся, когда привязывали руки к ножкам лавочки. Очнулся и впал в ступор, защитная реакция, выработавшаяся для того, чтобы не давать насильникам удовольствия видеть страдания, в этот раз сработала против меня, я не мог ничего сказать, а надо бы.

Двое нападавших были братьями девицы, третий – официальный жених. Они все сыпали оскорблениями, среди которых прозвучала фраза «отрежем яйца». Странно, но я вдруг подумал, что Ара-Лин очень расстроится, если меня убьют, и будет мстить, эта мысль помогла мне выйти из ступора и перестать смотреть на все откуда-то сбоку. Пока я приходил в себя, жених разрезал мои штаны. То, что он увидел, его ОЧЕНЬ удивило.

– Что за хрень? – ужас и брезгливость на лице, хоть в рамку вставляй.

– Я кастрат. Яйца УЖЕ отрезали. Я НЕ МОГ сделать этого, – поражаясь спокойствию в собственном голосе, сказал я. Они вздрогнули и инстинктивно отодвинулись, как будто это заразно.

– Пожалуйста, развяжи меня, – так же без эмоций попросил я. Один из братьев потянулся к веревкам.