Троянда так стремительно выпуталась из портьеры, что едваудержалась на ногах.

Надо немедленно предупредить Григория. Но как пробраться вкабинет? Нужен предлог… какой-то убедительный предлог. И не влетишь ведь тудапросто так, не крикнешь с порога: «Вас обманывают!» Как ни привязан к нейАретино, к деньгам он привязан еще больше. Их просто прирежут на месте: ее,Васятку, Григория… Григория!

О господи, прибавь ума, прибавь хитрости! Ну почему неуродилась Троянда такой же коварной выдумщицей, как Цецилия или Джилья!

Джилья?.. Ну конечно, Джилья!

Подобрав юбки, она ринулась по коридору с такойстремительностью, что преодолела линию обороны прежде, чем ошеломленные braviуспели ее задержать. Они кинулись следом и уже схватили было ее, но Троянда такжарко выдохнула: «А ну прочь руки! Дело идет о жизни или смерти синьора!» – чтоbravi невольно отпрянули, и она без помех преодолела последние шаги по коридоруи на миг приостановилась, чтобы войти в роль.

За портьерой, скрывавшей вход в кабинет, слышался смех.Похоже, собеседники нашли общий язык.

– После того, как наша сделка состоится, – радушным басомрокотал Аретино, – мой друг Хайреддин намерен предложить вам войти в долю вочень выгодном предприятии.

– Каком же? – спросил Григорий. – Хотя по части предприятийэто не ко мне, это к братишке моему. Он у нас парень головастый да оборотистый.

– Правда, правда! – зазвучал незнакомый, глубокий, важныйголос, в котором просто невозможно было узнать наглую скороговорку Луиджи. – Онпроизвел на меня очень благоприятное впечатление при встрече, хотя встреча сияи происходила при самых неблагоприятных для него обстоятельствах. Однако, помоим расчетам, ему следовало вернуться раньше. Что же задержало синьорино? Ведьмои люди довезли его до самого устья Борисфена [47]!

– Спасибо им за это, – отозвался Григорий. – Просто неповезло брату. Он-то надеялся, что запорожские казаки его выручат, поднепровским порогам поднимут на север, а уж оттуда он на Русь проберется. Но нетут-то было. Хохлы – народишко еще тот! Порадовались вместе с Прокопием, чтоизбавился от неволи, накормили саломатою [48], напоили горилкою, спать уложили…а наутро проснулся он в чайке [49], связанный по рукам и ногам, и не успелглазом моргнуть, как братья славяне продали его первому попавшемуся татарину замешок табаку… правда, говорили, табак отменный!

Аретино и «Барбарусса» захохотали, а Троянда немедленнопреисполнилась к нации, называемой хохлами, самой лютой ненавистью. Экиековарные, предательские, мелкие душонки! Теперь понятно, почему Прокопий неверит никому на свете, если свои же, свои, братья русским по крови, способныпредать православного человека за понюшку табаку!

– Ну а что же было потом? Как он выбрался? – живопоинтересовался Аретино.

– Верно, господь за него заступился, не иначе, – пояснилГригорий. – Татарин почти тотчас продал Прокопия купцу, который из самогоБагдада вел в Московию свой караван. У него в пути помер толмач, а Прокопий,сами знаете, горазд и по-турецки, и по-персидски, и по-арабски, не говоря уж оевропейских языках. Батюшка нас обоих обучал, день и ночь твердил, что купецдолжен уметь говорить на всяком языке.

– Очень разумно, – пробормотал «Барбарусса», и как ни быланапряжена Троянда, она не могла сдержать улыбки, вообразив, что бы сделалось сЛуиджи, вздумай Григорий заговорить с ним по-турецки. Пока выручало присутствиеАретино: как бы из вежливости к хозяину дома, беседа велась на итальянском.

– Словом, купец этот полюбил Прокопия за ум и смекалку, ну акогда тот в Москве свел его с тамошними купцами, знакомцами батюшкиными, ипомог товар выгодно пристроить, багдадец из благодарности отпустил его на волюи выкупа не взял. Тут мы с Прокопием собрали денежки и снарядились в путь,ежеминутно бога моля, чтобы отец дожил до нашего возвращения.

– Так вот, о предприятии, – не очень ловко свернул разговорв сторону от опасной темы Аретино. – Выгоднейшее дело! Великий Хайреддинпредлагает вам ввозить в Россию черных рабов с африканских побережий!

– Чер-ных?! – переспросил Григорий с выражением величайшейбрезгливости в голосе. – Нет уж, благодарю покорно! У нас и своих крепостныхдовольно; к тому ж это фрукт теплолюбивый, дохни на него наш русский морозец –и перемрет ваша Африка. Однако же, господа хорошие, не пора ли нам поговорить оделе, ради коего собрались?

– Пора, пора, – благодушно, в один голос, отозвались Аретинои «Барбарусса».

«Пора!» – приказала себе Троянда и ворвалась в комнату,восклицая:

– Пьетро! Пьетро! Джилья вернулась!

* * *

Немая сцена… Лица: Аретино – с вытаращенными, «Барбаруссы» сзажмуренными глазами; недоумевающий взгляд Васятки, огненный Григория.Встретившись с ним взором, Троянда забыла обо всем. Ноги против воли несли кнему… и он… что это значит, почему и он вдруг поднялся с кресла и медленно, какбы против воли, двинулся к ней? Еще миг, еще шаг – и…

Визг Аретино отрезвил их, отбросил друг от друга:

– Джилья?! О, гори она в аду! Где она? Троянда, где онасейчас?

– Пошла к себе посмотреть, целы ли ее платья, – с трудомвспомнила Троянда заготовленную ложь. – Но она хочет увидеть тебя как можноскорее. Ей сказали, что ты здесь.

Аретино и «Барбарусса» мгновенно переглянулись, Трояндаподжала губы: ее разбирал какой-то судорожный смех. Да, если бы Джилья и впрямьворвалась сюда, никакой тюрбан и рыжая борода не спасли бы Луиджи отразоблачения!

– Синьоры, – Аретино, с трудом совладав с собою, обернулся кгостям, недоуменно взиравшим на побледневшего хозяина и неустрашимого пирата,который выглядел напуганным, как ребенок, – синьоры, наши переговоры подугрозой срыва. Непредвиденные обстоятельства… я опасаюсь за участь моеговысокочтимого друга Хайреддина, а потому прошу вас перейти в потайноепомещение, где мы будем в полной безопасности. Следуйте за мной, синьоры!