Энарек указал глазами на скромно стоявшего в отдалении Асверуса Лаура, сына кониса Нардара.

— Что ты здесь делаешь? — нахмурившись, быстро спросил шад. — Если не ошибаюсь, Энарек приказал вывезти посольства сразу после полуночи, а сейчас дело идет к рассвету.

— Да простит меня царственный, — нардарец поклонился, — я не успел уйти с остальными, Моих соплеменников я либо потерял в суматохе, либо они оказались перебиты варварами. Мне удалось пробиться во дворец… И теперь я нахожусь рядом с вашим величеством.

Пересчитав глазами собравшихся в тронном зале людей, Энарек понял, что, возможно, ему удастся сохранить жизнь шада по дороге к гавани, где каждому предстоит драться самому за себя. Пятнадцать личных телохранителей Даманху-ра, два десятка великолепно знающих искусство боя гвардейцев… Черномазый так некстати затесался, но мономатанец силен и будет сражаться за Даманхура до последнего. В придачу — молодой нардарский посол. Внизу, возле конюшен, ждет последний резерв дворцовой стражи — полсотни воинов, которые расчистят шаду и его дейвани путь в морской порт, сейчас наверняка запруженный паникующими людьми.

— Пусть нам поможет Атта-Хадж, — выдохнул Энарек. — Идемте. Надеюсь, повелитель, в грядущем ты станешь знаменит не только тем, что некогда уничтожил мергейтов, — это случится, я знаю! — но и другим: как истинный владыка, ты последним ушел из мельсинского дворца.

Двигались быстро, минуя бесчисленные пустые и темные дворцовые коридоры, проходя садики во внутренних дворах… Обитавшие там птицы, несмотря на продолжающуюся ночь, беспокоились, словно предчувствуя беду. Из зверинца доносилось подвывание хищников, метавшихся по клеткам. Людей на глаза не попадалось, да какой ночной смотритель останется в такие страшные времена надзирать за факелами или подметать мраморные полы?

— Тихо! — вдруг воскликнул один из десятников, неотступно следовавший за Даманхуром. — Слышите?

Отряд приостановился. Вскоре шад различил приближающийся топот многих ног и гортанные вскрики. Судя по всему, степняки разбили дворцовые ворота и прорвались в покои саккаремского владыки.

Не меньше трех десятков мергейтов вылетели из бокового коридора и обрадованно заорали, увидев врага. Звякнула сталь, телохранители шада плотным кольцом окружили Даманхура, а он сам схватился за пояс.

Неизменная сабля исчезла. Осталась лежать то ли в тронном зале, то ли еще где. Да разве шад обязан носить саблю в своем собственном дворце?

Первый натиск гвардейцы отбили с честью, не потеряв ни одного человека раненым или убитым и прикончив четверых нападавших. Однако, судя по долетавшему из гулких коридоров шуму, скоро здесь окажется почти сотня степняков, и тогда им не составит труда смять дворцовую стражу численностью. К счастью, в толчее варвары не могли использовать самое страшное свое оружие луки. Тогда надежды на опасение не осталось бы.

Саккаремцы отступали, стараясь не подпускать близко разозленных неудачей степняков. Длинные сабли и выучка воинов гвардии да весьма искусных телохранителей, обучавшихся своему ремеслу с детства, позволяли отходить к лестнице, ведущей на первый этаж, не слишком быстро, но без потерь.

На пути оставалась только оружейная комната. До нее требовалось пройти шагов тридцать, не более. За ней откроется выход на галерею и лестница в большой внутренний двор, где расположены конюшни. Кроме того, там находятся еще пятьдесят отборных гвардейцев, которые в случае надобности прикроют отход Даманхура и главы Государственного совета.

"Где теперь этот совет? — мельком подумал шад. — Наверняка большинство эмайров сбежали, как только появились известия о сдаче города степнякам, почти у каждого свой корабль. Те, кто почестнее, бьются на улицах вместе со своими дружинами, защищая Мельсину. Если Предвечный позволит нам добраться до Дангары, придется жестко наказать трусов, которые совершенно точно примчатся туда, спасая свои изнеженные шкуры! Интересно, Хадибу уцелел? Если нет, то пусть его душу примет в своих покоях Атта-Хадж!"

В основном благодаря узким, не более чем в полдюжины шагов, коридорам, отряд благополучно добрался до входа в Оружейную — мергейты наседали, их становилось все больше, но пока преодолеть сопротивление телохранителей солнцеликого варвары не могли. Едва распахнулись створки дверей зала, где хранилась собранная со всего света коллекция клинков, Даманхур понял, что теперь его жизни угрожает более чем реальная опасность.

Мергейты, выбравшись в большой зал, обязательно рассыплются по сторонам, беспрепятственно окружат саккаремцев и спустя квадранс уничтожат невзирая на самое яростное сопротивление. Ажурные двери Оружейной из позолоченного орехового дерева служат более для красоты, нежели для защиты, и рухнут при первом же сильном ударе.

Как ни старались гвардейцы, пропустившие вперед шада, закрыть дверь и тем хоть на краткое время остановить степняков, они потерпели неудачу. Часть дикарей погибла, другие прошли по трупам своих товарищей, вслед повалили остальные. Десятник стражи едва сумел сбить гвардию в единый отряд и крикнуть шаду: "Спасайся, солнцеликий!" Даманхур почувствовал, как дейвани схватил его за руку и силой потащил за собой, к другому выходу из залы.

"Все равно ничего не выйдет, — обреченно подумал шад. — Не успеем. Так лучше погибнуть в бою и предстать перед Атта-Хаджем с чистой совестью, чем позорно умереть во время бегства!"

Шад стряхнул ладонь Энарека, ожигая зверским взглядом своего управителя, и торопливо огляделся в поисках подходящего оружия. Дворцовая коллекция удовлетворила бы вкусы самого придирчивого воина, однако времени долго выбирать не оставалось. Даманхур просто ударил локтем по тонкому стеклянному колпаку, под которым на темно-зеленом шелке лежали четыре клинка, схватил более привычную для руки саккаремца альфангу, развернулся и столкнулся нос к носу с нардарцем Асверусом. Лаура-младшего уже ранили, и он отступил за строй гвардии, чтобы вытереть кровь с рассеченного виска да сменить оружие — его узкий меч, более подходивший для дворцовых церемоний, нежели для серьезной драки, обломился возле гарды. В руке Лаура остался лишь неприглядный огрызок.

— Если шад позволит, — высоким голосом сказал молодой человек, — я воспользуюсь одним из его сокровищ… хотя бы вот этим.

Даманхур только кивнул. Естественно, что из оставшихся трех клинков нардарец взял длинный прямой меч с вычурным гравированным узором на лезвии. Когда шершавая рукоять оказалась в ладони Лаура, посланник вытаращил глаза.

— Что?.. Откуда здесь это?

— Спроси моего деда, — огрызнулся шад. — Солнцеликий Абу-Синн купил меч неизвестно у кого лет пятьдесят назад. Чего стоишь? Или своей жалкой царапины испугался?

Нет худшего оскорбления для нарлака или нардарца, чем слова о трусости. Однако сейчас Лаур не обиделся на шада, а только приобрел куда большую решимость не уронить честь конисата перед глазами саккаремского владыки и немногих воинов, оставшихся ему верными до конца. Асверус мельком отметил, что даже кажущийся пожилым и слабым Энарек раздобыл где-то саблю и шагнул в сторону, откуда доносилось пронзительное лязганье скрещивающихся клинков.