Верховный священник невольно улыбнулся:

– Как я вижу, ты уже хорошо узнала моего сына. Это ведет к следующему вопросу. Почему ты допустила, чтобы в твоей комнате лежали доказательства его присутствия? Эти дурацкие сапоги, которые невозможно спутать из-за тисненого изображения меча на охотничьем отвороте. И стихотворение, над которым он так долго бился и которое явно написано его почерком.

Теперь улыбнуться пришлось Фелиции.

– Стихотворение… – Она вспомнила несколько строк, в которых Милан пытался подражать знаменитому Франческо Ферранте и сравнил ее волосы с пламенем, волнующимся над безупречным мрамором… Ей понравилась эта метафора. Так ее не описывал еще ни один рыцарь Швертвальда, который пробовал свои силы в высоком искусстве любовной лирики. – Я не рассчитывала, что нас так скоро выследят в нашем укрытии, – призналась она. – Вскоре, возможно уже сегодня, мы планировали покинуть город.

– И ты бы взяла Милана с собой? – Было видно, каких усилий верховному священнику стоило сохранять спокойствие.

– Мы пара, – произнесла Фелиция то, о чем раньше даже не думала. – Может быть, он стал бы герцогом и мы жили бы вместе. Какой удар для семьи, которая всегда служила только Лиге, несмотря на то, что верховный священник должен даровать свою священническую благодать всей провинции.

– С каких это пор герцоги Швертвальда считают, что принадлежат к провинции Цилия? – снисходительным тоном спросил он.

– Испокон веков. Именно мы правили этим островом с древних времен. Вы – чужеземцы, завоеватели, которые по крупицам присвоили нашу землю. Ваши города находятся на руинах наших городов. Вы торгуете товарами, которые похитили у нас. Все, что нам осталось, – это недоступные леса в горах и порт Туар. Эти земли являются наименее ценными на всем острове, и тем не менее мы до конца будем защищать их своей кровью.

– Ты пленила моего сына такими же речами?

Фелиция выдержала жесткий взгляд верховного священника.

– Он был очень восприимчив, жаждал познать и другую сторону правды. – Она слегка приподняла свою слишком короткую рубашку. – К другим вещам он оказался еще более восприимчивым.

Нандус сердито фыркнул.

– Значит, ты целиком продалась своему делу. Ты больше не герцогиня, а обычная шлюха. – Он постучал в дверь камеры. – Мешок! – крикнул он в коридор.

– И что в мешке? Голова твоего сына?

– Ты считаешь меня варваром?

Фелиция подняла левую руку. Как всегда, ее руки были затянуты в перчатки.

– Ты позаботился о том, чтобы я никогда не забывала твою склонность к острым предметам.

Нандус кивнул:

– На самом деле это было моей ошибкой. Стоило бы повесить тебя на ближайшем дубе. Ты никогда не должна была встретиться с Миланом. Теперь же вас повесят рядом. Ты когда-нибудь видела, как мы вешаем повстанцев в Швертвальде?

Она горько кивнула.

– Мы надеваем толстую петлю им на шею и медленно тянем ее вверх по ветке. Их руки связаны за спиной. Затем они начинают танцевать на конце веревки, причудливо болтая ногами. Иногда проходит целая вечность, прежде чем петля затянется настолько, чтобы раздавить трахею. Особенно долго танцуют лучники с их сильными мышцами шеи. – Он посмотрел на ее шею. – Толпе будет очень весело с тобой, пока ты наконец-то не откажешься от борьбы и не опорожнишь свой кишечник. Никому и в голову не придет, что воровка в обосранных штанах – герцогиня Швертвальда.

– Значит, так выглядит для тебя классическое начало допроса? – Она старалась не выказывать своего ужаса. Вешали обычно воров и прочее отребье. Как дворянка, она имела право на казнь мечом. – Наверное, теперь ты покажешь мне инструменты пыток и объяснишь, как ты их используешь, чтобы развязать мой язык?

Нандус снова постучал в дверь камеры. Она немного приоткрылась, чья-то рука передала внутрь мешок, затем засов снова задвинулся.

Нандус швырнул ей под ноги смятый мешок из пятнистой коричневой ткани.

– Вот тебе подарок!

Фелиция скептически посмотрела на «подарок», затем поднялась с койки и опустилась на колени. По крайней мере, мешок не выглядел так, будто в нем находилась отрубленная голова. Но когда она вытащила оттуда свои брюки и сапоги, то была удивлена.

– Я не хочу, чтобы ты сидела здесь, в темнице, с неприкрытым срамом, – пробормотал Нандус.

– Разве тебе не нравится то, что ты видишь? – попыталась она раздразнить старого священника. – Твой сын был просто помешан на этом. Рассказать тебе все, чем мы занимались?

– Ты действительно думаешь, что я хочу услышать это? А может, ты рассчитываешь таким образом причинить мне боль? – Нандус стоял перед дверью со скрещенными на груди руками и смотрел, как она надевает штаны.

– Порядочный мужчина почтительно отвернулся бы, если бы дама одевалась у него на глазах.

– Как здравомыслящему мужчине, мне не хотелось бы узнать, что ты сделаешь, как только я повернусь к тебе спиной.

Фелиция невольно засмеялась. Она не ожидала от верховного священника даже намека на юмор.

– В твоих силах сделать меня своей невесткой.

– Думаю, ты переоцениваешь мои возможности, – прозвучал сухой ответ.

Фелиция села на койку, чтобы надеть сапоги. Рана в ее паху болела. Остаться в свободной рубашке наверняка было бы более приятно. Но, учитывая то, что должно было произойти, она была рада начать свое мученичество хотя бы одетой. Реакция Нандуса на ее слова, которые она произнесла наполовину шутя, не оставляла ей особых надежд на счастливый конец.

– Ты украла у меня сына, на которого у меня были самые большие надежды.

Фелиции показалось, что после этих слов верховный священник заметно постарел. Складки на его лице углубились, а в голосе появились тоскливые нотки. Только его глаза были полны страсти.

– Так каким же будет твой приговор, мой всемогущий судья?

Он презрительно фыркнул:

– Ты не осознаешь всей серьезности положения. Я не могу отпустить тебя, Фелиция да Роза. Но если я осужу тебя по заслугам, то навсегда потеряю своего сына, так как позволю убить женщину, которую он любит. Кого же мне предать? Лигу или собственного сына?

– Ты поймешь, что делать, как только решишь для себя, кто ты в первую очередь – отец или верховный священник, – невозмутимо ответила она.

Нандус не разозлился, а лишь показался бесконечно грустным.

– Этого же решения когда-то давно требовала от меня жена, и мой ответ разбил ей сердце. Она заболела душой и разумом и после этого прожила менее полугода. – Он посмотрел на герцогиню меланхоличным взглядом, в котором, казалось, слились воедино прошлое и настоящее. – У моей Синтии тоже были рыжие волосы, как у тебя.

Фелиция не знала, что сказать на это признание.