Самец может добиться признания только силой – и это зачастую может стоить ему жизни. Если вожак состарится или заболеет, более молодой его сородич или скорее всего таковой бродяга сможет изгнать его из прайда и воцариться в нем сам. Главные обязанности самца – охранять территорию прайда, помеченную пахучим секретом его желез или мочой главной самки, и способствовать продолжению рода.

Иногда бродячие самцы или самки сходятся вместе, чтобы образовать новый прайд, правда, будущность таких прайдов, как правило, оказывается весьма сомнительной.

Что и говорить, Эйла ничем не походила на львицу. Она оставалась человеком. У людей родители не только защищают своих детенышей, но и стараются обеспечивать их всем необходимым. Она назвала львенка странно звучащим именем Вэбхья и стала воспитывать его на свой манер. Малышу не приходилось драться и бороться со сверстниками и получать тумаки от старших. Эйла же то и дело ходила на охоту. Она кормила его на славу, но при этом не забывала и о себе. Малыш очень любил сосать ее пальцы и обычно спал рядом с ней на ложе, устланном мягкими шкурами.

Когда львенок несколько оправился от полученных ран, она приучила его справлять нужду вне пещеры. При этом Вэбхья испытывал к своим экскрементам столь явное отвращение, что Эйла не могла наблюдать за ним без улыбки. А его шалости и проказы вызывали у нее смех. Он любил незаметно подкрасться к Эйле и броситься ей на спину. Обычно она делала вид, что не замечает его, и замирала в притворном испуге, порой же в последний момент она поворачивалась к шалуну лицом и ловила его руками.

В Клане к детям всегда относились с неизменным снисхождением – если те начинали вести себя неподобающе, их попросту игнорировали. По мере взросления они начинали улавливать разницу в статусах взрослых людей и начинали сознательно вести себя тем или иным образом, дабы занять в их иерархии определенное место, что поощрялось взрослыми.

Эйла воспитывала львенка примерно так же. Однако, когда малыш немного подрос, его игры уже перестали казаться ей такими уж безобидными. Если ему случалось сбить Эйлу с ног или поцарапать ее своими неосторожно выпущенными когтями, она переставала играть с ним и делала характерный жест, означавший на языке Клана слово «нет». Вэбхья был крайне чувствителен к смене ее настроений. Ее отказ играть с ним вызывал у животного желание пососать пальцы Эйлы или задобрить ее каким-либо иным способом.

Вскоре он стал понимать значение ее жеста и стал вести себя соответственно. Эйла мгновенно отметила это обстоятельство и стала использовать тот же жест для того, чтобы прекращать или останавливать любое его действие. Он быстро усвоил и этот урок. Достаточно было Эйле поднять руку в предупредительном жесте, как он тут же замирал, что бы при этом ни происходило вокруг. После этого он, как правило, начинал сосать Эйле пальцы, чувствуя себя бесконечно виноватым перед ней.

Она была не менее внимательна к его настроениям и состояниям и не ограничивала его ни в чем. Так же как и Уинни, он мог беспрепятственно входить в пещеру и выходить из нее. Она никогда не посягала на свободу своих товарищей-животных. Они являлись ее семьей, ее кланом, живыми существами, делившими с ней пещеру. Других друзей в этом пустынном мире у нее попросту не существовало.

Вскоре она забыла и думать о странности подобной дружбы. Более всего ее волновала проблема отношений лошади и львенка. Они являлись естественными врагами, будучи добычей и хищником. Подумай Эйла об этом в тот миг, когда она нашла раненого львенка, и скорее всего она не решилась бы взять его с собой в пещеру. Разве могут ужиться вместе столь разные животные?

Вначале Уинни относилась к львенку вполне терпимо. Когда же тот отошел от полученных ран, игнорировать его, как прежде, стало трудно. Однажды кобылка застала своих соседей по пещере за странным занятием: Эйла тащила к себе какую-то шкуру, львенок же упрямо тянул ее на себя, хищно щеря зубы и грозно рыча. Любопытная кобылка подошла поближе, обнюхала шкуру, ставшую предметом раздора, и, схватив ее в зубы, потянула шкуру к себе. После этого Эйла не раз и не два устраивала такие же игры, с той разницей, что сама она в какой-то момент устранялась и в перетягивании шкуры продолжали состязаться лишь львенок и лошадка. В скором времени Вэбхья выработал особую тактику – он поворачивался к своему сопернику задом и начинал работать мощными задними лапами, что позволяло ему выходить из этого состязания победителем. Именно так взрослые львы таскают свою добычу, которая находится при этом между их ног. Эйла и Уинни заменили львенку сверстников, с которыми он мог бы поиграть, останься он в родном прайде.

Они играли и в другую игру, которая не очень-то нравилась Уинни. Ее можно было бы назвать «Поймай хвост». Разумеется, речь шла о хвосте Уинни. Ловил же его, естественно, Вэбхья. Он ложился наземь и долго следил за бесшумными движениями конского хвоста, дрожа от возбуждения. Когда терпению его приходил конец, он, устремившись вперед, ликуя, хватал несчастную лошадку за хвост. Надо сказать, молодая кобылка любила играть не меньше, чем лев, и не выказывала этого единственно потому, что прежде у нее попросту отсутствовал партнер для игр. Эйле было, что называется, не до того.

Через какое-то время Уинни научилась отвечать своему обидчику, хватая его за крестец. Она явно не хотела сдавать своих позиций, чувствуя себя куда старше и опытнее этого игривого малыша, пусть он и был детенышем пещерного льва. Эйла стала его приемной матерью, Уинни же превратилась в няньку. Укреплению дружественных отношений между двумя животными в немалой степени способствовало одно достаточно неожиданное обстоятельство – Вэбхья любил конский навоз.

Экскременты хищных животных не вызывали у него ни малейшего интереса, его привлекал помет травоядных. Стоило ему обнаружить навозную кучу, как он начинал валяться на ней так, что Эйла не могла удержаться от смеха. Он готовился к будущей охоте, пытаясь отбить собственный запах запахом помета. Особенно комично это выглядело в тех случаях, когда он находил помет мамонта.

И все-таки помет Уинни нравился ему больше всего. Когда он впервые обнаружил сухие конские яблоки, сложенные Эйлой для растопки, он долго не мог нарадоваться своей находке – он таскал их с места на место, вываливался в них, играл с ними. Когда Уинни вернулась в пещеру, то обнаружила, что он пахнет так же, как и она сама. После этого она стала воспринимать его как часть себя. Она перестала нервничать и стала относиться к нему как к собственному детенышу, прощая ему все шалости и странности.

* * *

Этим летом Эйла чувствовала себя куда счастливее, чем год назад, когда она покинула Клан. Уинни помогла ей скоротать длинную холодную зиму, но с появлением львенка в ее жизни возникло еще одно забытое явление. Он принес с собой смех. На возню осторожной кобылы и игривого львенка невозможно было взирать без смеха.

Теплым солнечным днем в середине лета она стояла на лугу, наблюдая за новой игрой львенка и лошади. Они гонялись друг за другом по широкому кругу. Вначале львенок замедлял свой бег так, чтобы Уинни могла его нагнать, затем он порывисто устремлялся вперед, Уинни же замедляла свой шаг настолько, что он догонял ее, обежав полный круг. После этого вперед уносилась уже она – и так до бесконечности. Ничего более комичного Эйла еще не видела. Она хохотала, прислонившись к стволу дерева и схватившись за живот.