Оставшееся до отъезда время отец не терял зря. Побывал на военных учениях, в кузницах, где изготавливали оружие, посетил королевские конюшни и даже, как проболталась однажды смешливая горничная, приставленная к нашим покоям, осмотрел королевские винодельни.

Тёрн помогал Рею провести ревизию магических артефактов, оставшихся в наследство от опального королевского мага. Оба с утра до ночи пропадали в хранилище, а потом за ужином я выслушивала восторженные речи юного правителя, который понял, что обладает богатством важнее золота и драгоценных камней. Артефакты перенесли в тайник, местонахождение которого знали только сам король и Тёрн.

Вечером перед отъездом Тёрн вернулся раньше и выложил на постель пять бумажных свитков, пожелтевших и обтрепавшихся по краям.

— Что это? — удивилась я, но тут же догадалась, всплеснула руками. — Неужели? Это то, о чем я думаю?

Тёрн молча наклонил голову.

— Король тебе их отдал?

Еще один кивок.

— Но… А почему ты не рад? Ведь это отличная новость!

— Аги, я рад! Но по описи «грамот для строптивого сопляка», это он про меня, если что, указано шесть, а мы смогли обнаружить только пять. Одной не хватает.

— Тёрн, сколько времени прошло! Наверняка она потерялась бесследно и уже ничем тебе не угрожает.

— Возможно. Но также в описи указаны браслеты из литаниума, мы не досчитались нескольких пар… Прежде хранилище охранялось из рук вон плохо, любой мог получить доступ и вынести артефакты. Мне не нравятся эти совпадения, Аги…

— Мне тоже, — вынуждена была признать я.

— Когда вернемся во Фловер, Аги, ни на шаг от меня. Ни на шаг. Пока я все не решу.

— Ладно, — пожала я плечами. — Да куда я пойду без тебя! Мне и дома хорошо.

Он впервые улыбнулся за этот вечер. Притянул, чтобы поцеловать.

Той же ночью грамоты сгорели в камине. В комнате было жарко, но мы все равно развели огонь, решив, что везти артефакты с собой слишком опасно.

Тёрн сидел на полу и один за другим кидал в пламя пожелтевшие свитки. Сначала они не хотели гореть, корчились, точно залитые воском. Шипели и стонали. Вверх взлетали зеленые искры и долго кружились в воздухе. Одна из них прожгла в ковре огромную дыру, которую Тёрн, правда, тут же залатал заклинанием.

Вот занялись уголки, начали скручиваться. Я слышала слабое бормотание, злобный шепот, какие-то неразборчивые слова. Но свитки горели, и бормотание делалось все тише.

Тёрн молчал, глядя, как часть его жизни навсегда остается в прошлом. Пламя отражалось в темных глазах. О чем он думает в эту минуту? Вспоминает ли ворчуна Териуса Теркина? И глупый спор между ними, который привел к разладу?

Грамоты горели долго, не сдавались до последнего, но уже было ясно, что огонь окажется сильнее. Когда свитки рассыпался горкой золы, Тёрн сел у моих ног и обнял колени.

Я погрузила пальцы в его темные волосы, медленно перебирала пряди.

— Я должен сказать тебе, Аги…

— Да?

Не знаю почему, но я испугалась.

— Не бойся… — он уловил мой страх. — Не бойся, моя девочка.

Он взял мою руку и поцеловал ладонь, и больше не отпускал.

— Аги, я виноват перед тобой. В ту ночь, когда мы впервые стали близки, я не испытывал к тебе таких же чувств, какие ты испытывала ко мне.

Я сжалась. Вот оно что. Я снова ощутила себя глупой маленькой девчонкой, неоперившимся птенцом. Хотела забрать ладонь.

— Подожди, — мягко попросил он. — Дай объяснить.

Я кивнула, смаргивая слезы. Буду мужественной.

— С той самой минуты, что ты появилась в моем доме, я помнил о том, что ты моя жена. Эта девочка — моя жена. Не она сделала такой выбор, я решил всё за нее, а значит, она увидит от меня только нежность, заботу и ласку, ни в чем не будет знать нужды.

Я вспомнила странный вопрос Тёрна, после того как произошел неприятный разговор с отцом: «Ты ведь… не несчастна, Аги?»

Я всхлипнула. «Зачем же теперь решил рассказать? — хотелось крикнуть мне. — Слишком честный, да? Может, я была бы рада и дальше жить в неведении!»

Тёрн сидел у моих ног и держал ладонь.

— Агата, сначала с моей стороны это была только привязанность, желание защитить. Я думал, что так и останется навсегда. Я видел хрупкую, юную и милую девочку, которую нужно оберегать… Я и сам не понял, когда мои чувства изменились.

Он посмотрел мне в глаза.

— Хочешь узнать, какой кошмар преследовал меня, когда я находился под заклятием «Пепел тьмы»?

Я кивнула.

— Ты умерла, — он переплел наши пальцы, словно желая удостовериться, что я живая и невредимая сижу рядом. — Ты умерла, и я вдруг понял, что мир безвозвратно изменился для меня. Я как-то жил до этого, у меня была цель, ради нее я держался долгие годы. Но ты умерла, и цель стала неважна. Все потеряло смысл.

Мои губы задрожали. Ах, плакса! И ведь сколько раз я обещала себе быть сильной, а все равно реву и реву. Тёрн погладил меня по щеке, вытирая слезы.

— Моя драгоценная девочка… Моя смелая, самоотверженная девочка. Ты спасла всех нас. А меня… еще раньше. Я и не заметил, как успел полюбить эту жизнь — жизнь, в которой есть ты. Я снова научился радоваться каждому дню. Посмотри на меня, я совсем не тот человек, который пришел за тобой несколько месяцев назад.

Я посмотрела. Я уже давно привыкла к новому Тёрну, но сейчас будто заново взглянула на него. Светлая рубашка оттеняла смуглую кожу. Ему вообще очень шли рубашки — отлично смотрелись на его фигуре, выделяя широкие плечи и узкие бедра. Верхняя пуговица осталась расстегнутой, и я могла полюбоваться любимой ямочкой на шее. Мой муж был красив и молод. Куда делся тот хмурый бледный колдун, что однажды ступил на мой порог? Хотя глаза оставались прежними — темными, внимательными, серьезными, вот только раньше они не смотрели с такой нежностью.

— Я не понимал, как много ты значишь для меня, пока не потерял…

— Это был просто страшный сон, Тёрн…

— Иди ко мне.

В его объятиях было так уютно и надежно. Тёрн целовал меня, гладил волосы и руки. И я отвечала на поцелуи, пока мы не замерли разгоряченные. Мне было жарко от волн теплого воздуха, исходящего от камина, жарко от его тела, но в то же время невероятно хорошо.

— Я люблю тебя, Агата, — тихо сказал он. — Я люблю тебя, моя драгоценная девочка. И если бы ты уже не была моей женой, я прямо сейчас сделал бы тебе предложение стать моей.

Я мягко высвободилась и растянулась на ковре. Лукаво посмотрела на мужа.

— Я принимаю и любые другие предложения. И… я совсем задохнулась в этом платье!