– Я сижу в кафе с Эмилем Комо, перед нами вазочка с орешками и виски. Разве это может быть плохо? – спросил Гамаш дружеским, теплым голосом.

Но Жан Ги Бовуар на своем опыте знал, как бывает плохо и как было плохо.

Чувство беспокойства, перед глазами одна и та же картинка, незваная, нежданная, нежеланная.

Шеф с пистолетом в руке, внезапно его подбрасывает в воздух, разворачивает, раскручивает. Потом он падает и замирает на холодном цементном полу.

Гамаш и Эмиль остановили такси и отвезли дневники домой. Эмиль принялся готовить простой ужин – тушеное мясо. Гамаш покормил Анри и вышел с ним прогуляться до пекарни, где купил свежий батон.

Потом они уселись в гостиной, в корзинке лежал хлеб с корочкой, на столе стояли тарелки с тушеной бараниной, а на диване между ними были разложены дневники Шиники.

Вечер они провели за едой и чтением, делали заметки, время от времени зачитывали друг другу особо интересные, трогательные или неожиданно забавные пассажи.

В одиннадцать Арман Гамаш снял очки и потер усталые глаза. Записки Шиники, хотя и примечательные с исторической точки зрения, не рассказывали ни о чем имеющем отношение к делу. Никакого упоминания об ирландских рабочих Патрике и О’Маре. И хотя о Джеймсе Дугласе он писал в ранних дневниках, в более поздних упоминал его лишь мельком. Нашлась даже запись – Эмиль зачитал ее Гамашу – о том, что Дуглас упаковал три мумии и направляется в Питтсбург, где собирается жить вместе со своим сыном.

Гамаш выслушал и улыбнулся. В дневнике Шиники это выглядело как мелкое событие, словно мальчик собрал камушки и пошел домой. Может быть, отец Шиники делал это специально, чтобы приуменьшить значение Дугласа? Может быть, они рассорились. И имело ли это какое-то значение?

Час спустя он посмотрел на Эмиля и увидел, что старик уснул, а дневник лежит открытым у него на груди. Осторожно приподняв руку Эмиля, Гамаш вытащил дневник, потом подложил своему наставнику подушку под голову и укрыл пледом.

Он подбросил в камин большое вишневое полено и отправился спать. Анри последовал его примеру.

На следующий день перед завтраком Гамаш получил электронное письмо от главного археолога.

– Что-то интересное? – спросил Эмиль.

– Очень. Хорошо спали? – Гамаш с улыбкой оторвался от монитора.

– Жаль, не могу сказать, что я в первый раз задремал у камина, – рассмеялся Эмиль.

– Значит, это не разговор со мной нагнал на вас сон?

– Нет. Я же тебя никогда не слушаю – ты это знаешь.

– Мои подозрения подтвердились. Но послушайте вот что. – Гамаш снова повернулся к монитору. – Письмо от Обри Шевре. Я просил его узнать, какие земляные работы проводились в Старом городе летом тысяча восемьсот шестьдесят девятого года.

Эмиль подсел к своему другу за стол:

– В тот год Шиники и Дуглас встретились с ирландскими рабочими.

– Именно. И это тот самый год, который отсутствует в дневнике. Доктор Шевре пишет, что работы велись в трех местах. Одни – у цитадели с целью укрепления стены. Другие – для расширения больницы «Отель-Дье». И третьи… Третьи раскопки велись в подвале местного ресторана «Старая ферма».

Эмиль секунду сидел без движения, потом откинулся на спинку стула, поднес руку к лицу, задумался. Гамаш вскочил на ноги:

– Я, пожалуй, подам вам завтрак, Эмиль.

Комо тоже встал, теперь и его глаза загорелись.

– Я думаю, что знаю, где это.

Через двадцать минут они пустились в путь вверх по крутому и скользкому склону Кот-де-ла-Фабрик, останавливаясь, чтобы передохнуть и поглазеть на величественную базилику Нотр-Дам. На месте которой когда-то стояла первая церковка, построенная священниками и братьями иезуитами при поддержке Шамплейна. Скромная часовня Нового Света, посвященная Деве Марии в ознаменование возвращения Квебека из под власти англичан в их проходящей с переменным успехом войне за стратегическую колонию.

Именно там и состоялись похороны великого человека, там было погребено его тело, пусть и ненадолго. Огюстен Рено когда-то был убежден, что Шамплейн все еще покоится там, в маленькой часовне Святого Иосифа, где археолог-любитель нашел освинцованный гроб и несколько старых монет. И начал раскопки, не получив разрешения, чем вызвал бурю, в которую была вовлечена даже церковь. К ярости главного археолога, отец Себастьян принял сторону Рено.

Но ничего не было найдено. Никаких следов Шамплейна.

Хотя гроб почему-то так и не открыли. Все сошлись на том, что это не может быть Шамплейн. Это был редкий случай уважения к мертвым со стороны главного археолога, Рено и церкви, которые были счастливы откопать генерала Монкальма, но не какое-то безымянное тело.

Таким образом, подумал Гамаш, продолжая восхождение, Шамплейн изначально был похоронен не в часовне, а на кладбище. Согласно архивам, точное место упокоения отца Квебека было потеряно после пожара, даже точное местонахождение кладбища оставалось неизвестным. Но если оно находилось рядом с часовней, то, видимо, было приблизительно…

Здесь.

Гамаш остановился. Над ним высился «Шато-Фронтенак», а чуть в стороне – сам Шамплейн, внушительный и невероятный герой, взирающий на город.

А перед Гамашем? «Старая ферма», нынешний ресторан.

Сняв перчатки, он вытащил из кармана старую фотографию, сделанную в 1869 году.

Старший инспектор отступил на несколько шагов, отошел чуть правее, остановился. Оторвал взгляд от фотографии, перевел его на реальный мир, потом снова на фотографию. Его пальцы покраснели и горели от холода, но он для вящей уверенности продолжал держать фотографию.

Да.

Это было то самое место, та точка, где сто пятьдесят лет назад в жаркий летний день стояли Патрик и О’Мара.

Они копали под «Старой фермой», и то, что они нашли, заставило этих обычно хмурых людей улыбаться. Прежде чем стать рестораном, это место, как ясно из названия, было частным домом. А до этого? До этого здесь было поле или лес.

А может быть, кладбище при церкви.

Ресторан «Старая ферма» медленно, но верно катился под уклон. Он знавал лучшие времена. Даже бомбардировка английскими ядрами не была для него такой катастрофичной, как последние годы.

Официантки в старинных костюмах, приблизительно принадлежащих той эпохе, наливали слабый кофе в дешевые белые кружки. Жесткие неудобные деревянные стулья под старину привлекали туристов, которые полагали, что очаровательный экстерьер обещает такой же очаровательный интерьер.

Их ждало разочарование.

Перед Эмилем и Гамашем поставили кружки с кофе, налитым до края. Им удалось найти скамью в углу, обитую дешевой потрепанной мебельной тканью с прорезями, заделанными серебристым скотчем.