Отец сжал ее руку.

– Ты выросла!

Инос кивнула и сказала, что тоже так считает.

– Так ты попытаешься? – спросил он. – Я думаю, у тебя получится. – Его глаза беспокойно обежали комнату. – Мы одни? – Девушка подтвердила это. – Тогда придвинься, – мягко попросил он. Она наклонилась к отцу, и король прошептал ей на ухо какую-то бессмыслицу. Инос даже подпрыгнула, ведь только что казалось, что он в здравом уме. Он слабо улыбнулся, как будто сказать это потребовало усилий. – От Иниссо!

– Да, отец.

– Спроси Сагорна, – прошептал он. – Ты можешь доверять Сагорну. Может быть, Тиналу, иногда… Но не остальным. Никому из остальных.

Инос подумала, что это слишком суровый приговор всем слугам, которые всю жизнь верно служили Холиндарну, если он имел в виду их. А кто такой Тинал? Отец явно заговаривался. Но Сагорн? Андор сказал, что Сагорн вернулся в Краснегар, когда она уже уехала, но его нигде не было видно.

Ее отец неожиданно поморщился, но сразу произнес:

– Собери Совет.

– Давай попозже, – предложила Иное. – Лучше отдохни. Он покачал головой и настойчиво произнес:

– Я должен им сказать!

Как раз тогда тетушка Кэйд опять зашла в комнату, и Инос попросила ее собрать Совет. С некоторым сомнением матрона пошла выполнять поручение. Вскоре они все вошли в комнату – епископ, Ялтаури и еще несколько человек. Но в это время король уже бормотал что-то о кораблях с зерном и белых лошадях. Совет удалился.

После этого Холиндарн стал быстро слабеть. Периоды молчания тянулись дольше, прерываясь изредка шипением торфа в очаге и завыванием ветра за окном. Инос вспомнила, как боялась в детстве этого завывания. Раз или два она слышала негромкий скрип сверху, но посчитала это игрой воображения. Во время следующего прихода тетушки Кэйд она попросила прислать врача, и тот оставался возле больного.

«У тебя получится», – сказал король. Сидя у постели в свете угасающего дня и наблюдая, как все реже и короче становятся моменты просветления у отца, Инос чувствовала, как в ней растет странная уверенность, похожая на скалу, противостоящая приливу.

Ради него она постарается. Она им покажет! Эта мысль придала ей силу, которой Инос в себе и не подозревала. Девушка ждала, терпела и не пролила ни одной слезы.

Тени обступили ее. День угасал. Слуги зажгли лампы. Наконец, когда солнце село, а отец все не приходил в сознание, подошел доктор и положил ей руку на плечо. Инос поняла, что пора идти. Она поцеловала бледное изможденное лицо и вышла. Медленно спустилась по лестнице, прошла через туалетную комнату, спустилась еще на один пролет и остановилась в дверях гостиной, чтобы обдумать свое положение.

Здесь собрались члены Совета, а также некоторые руководители дворцовых служб. Все сидели в ожидании вокруг лампы, так как окна были темны. Никто еще не заметил Иное, стоящую в дверях. Королевы не могут позволить себе предаваться скорби, прежде всего им нужно позаботиться о своем наследии. Инос достаточно часто обсуждала эту проблему с тетушкой Кэйд и с Андором. Примет ли Краснегар королеву? Да еще столь юную? Импы, скорее всего, примут, а вот джотунны – вряд ли. И вот теперь отец отдал ей свое королевство, но не сказал об этом Совету. Это может и не иметь значения, поскольку сейчас слово будет за ненавистным Игинги, чья армия заняла Краснегар. Каковы будут его условия? Заставят ли ее признать над собой власть его императорского величества Эмшандара Четвертого?

И вот они стояли и сидели в ожидании, разговаривая вполголоса, как, наверное, ждали целый день. В центре был Андор, стройный и более высокий, чем было свойственно импам, неотразимый в своем темно-зеленом костюме. Он был ее ключом к королевству, решила Иное. Если она выйдет за него, Совет, по всей вероятности, признает его как ее консорта. Андор был молод, красив, уверен в себе, образован. Даже Форонод, казалось, увлекался его рассказами и улыбался вместе с другими. В более счастливые времена они бы, наверное, громко смеялись. Если Андор был ключом, то Форонод – замком, потому что он был джотунном, и практически самым влиятельным. Если управляющий признает Андора королем, то и все признают. Кроме, конечно, Игинги.

Андор не приехал бы с ней сюда, если бы она была ему безразлична.

Наконец Инос заметили. Все повернулись к ней в сочувственном молчании. Здесь была мать Юнонини, в черном одеянии и мрачная, как всегда. Тетушка Кэйд, одетая в розовое с серебром платье, сидела у подножия трона, как сторожевая собака. Да благословят ее Боги!

Инос обняла тетушку, затем ее обняла мать Юнонини, пахнущая рыбой. Инос удивилась, как она могла раньше бояться этой унылой старухи, ходячего олицетворения жизненных неудач.

Один за другим мужчины кланялись, и она торжественно кивала в ответ. Форонод, угрюмый и бледный, с ореолом белых волос вокруг головы, канцлер Ялтаури, типичный имп, невысокий и коренастый, обычно очень жизнерадостный, плачущий сенешаль Кондорал, слабовольный и нерешительный епископ Хавийли и многие другие.

– Это долго не продлится, – сказала им Иное.

Мать Юнонини повернулась и направилась к лестнице.

– Тебе нужно поесть, дорогая, – заботливо проговорила тетушка Кэйд, ведя ее к столу. Стол, покрытый белоснежной льняной скатертью, с посудой из серебра и тонкого фарфора, казался осколком Кинвэйла в далекой северной стране. Правда, пирожные и печенье были кривоватыми и нескладными. А среди них – о чудо! – громоздился на огне гигантский серебряный чайник тетушки Кэйд, словно забытый призрак времен детства. День, когда она встретила Сагорна и опрокинула этот чайник – несоразмерную, вульгарную вещь!.. Отец шутил, что она чуть не сожгла замок… Неожиданно подкравшееся воспоминание проникло сквозь ее броню, горло сжалось, но Инос быстро отвела глаза от несчастной посудины и проговорила, что очень благодарна, однако не может сейчас есть. Но рот ее уже был полон печенья. Так что она села и стала пить крепкий чай, налитый тетушкой Кэйд из этого самого чайника, казавшегося еще более уродливым, чем раньше.

Затем Инос подняла глаза и увидела, что вернулась мать Юнонини. Она медленно поднялась, и ее еще раз сжали в пахнущих рыбой объятиях.

– Иносолан, дитя мое… я хотела сказать, ваше вели…

Скрипучий голос замер и продолжал уже о взвешивании душ и о том, как Добро в отце перевешивало Зло, и все обычные слова утешения. Инос постаралась отключиться от этого.

Значит, все кончилось и она не будет сегодня плакать. Для отца это было избавлением. Во всяком Зле есть чуточка Добра.

Рядом стоял также врач, неловко переминавшийся с нога на ногу.

– Что еще? – спросила она его.

Он стал бормотать, запинаясь, о торжественном прощании. Инос вспомнила, как ее мать лежала в большом зале, а мимо проходила вереница плачущих горожан. Так что девушка велела устроить все как должно, удивляясь собственному самообладанию. Затем были опять объятия тетушки Кэйд, матери Юнонини и более крепкое объятие Андора, поклоны и соболезнующий шепот от других мужчин, а Инос смутно сознавала, что подданные проходят мимо нее, направляясь в королевскую опочивальню. Через некоторое время они, должно быть, пронесли тело вниз, но принцесса отвернулась, не обращая на них внимания. Вскоре зазвонил большой колокол замка, его мерный звон наводил ужас.