Люди бросились в другую сторону, полезли через груды битого камня.

Домналл вскочил, ощущая, как под ногами шатается земная твердь — не хуже палубы в качку.

Слезились запорошенные глаза, уши закладывало от грохота. В пыли ничего не было видно. По краю сознания проскочила мысль, что уже неделю не было дождей. Грохот потряс землю. Колокольный звон, рвавшийся сквозь адскую какофонию, оборвался гулкими ударами — звонница рухнула.

Дальнейший безумный путь по руинам трясущегося Стормтона плохо запечатлелся в его памяти.

В голове проскакивали поочередно мысли о начавшемся Дне Гнева, вырвавшемся из преисподней Хамиране, двинувшем свои легионы на захват мира, и еще о том, что теперь форты и стены точно не удержат пиратов, и Рагиру будет чем поживиться.

Он выбрался на набережную, да так и обмер.

Море отступало, уходило из гавани.

Седая от пенных барашков гладь с плеском и шумом катилась к горизонту.

Уходящий вал тащил с собой корабли — якоря не могли удержать суда, их тоже волокло по илистому дну.

Сразу на нескольких судах, должно быть, перерубили якорные канаты, или, просто не выдержав, лопнули жгуты лучшей пеньки толщиной в руку молотобойца. Фрисландскую карраку развернуло на месте, закрутило и швырнуло на беспомощно прыгающий под налетающими порывами ветра галеас. Вот еще один корабль, и еще…

Капитан-командор разглядел верхушки накренившихся мачт и мокрое, обросшее ракушками днище какого-то бедолаги.

И вновь на краткий миг в нем ожил прежний безупречный служака, грустно констатировавший, что королевство Хойделл осталось без своего Второго колониального флота.

Море уходило из гавани. Оно отступало на глазах, ветер расплескивал лужи, а волны бежали вспять, и за ними оставались рыбачьи лодки, клочья тины…

Нелепо высокими показались сваи причала, обросшие снизу водорослями. Вот уже море отступило так далеко, что стоявшие в гавани суда сели на мель. Кто-то, прыгнув с борта, бежал к берегу; за ним еще двое, еще один…

Ему тоже пора бежать. Вспомнились строки из лоций, повествующие о жутких землетрясениях в землях Востока, когда вот так уходящая вода потом возвращается…

Бригитт, внезапно вспомнил он.

Бригитт!!!

Приподнялся, сжимая зубы, чтобы не вдохнуть; внизу в зелени сада белел дом адмирала.

Где она?! Что с ней! Найти, бежать, спасти!!!

Затем все мелькало, как в дурном тяжелом сне после приступа болотной лихорадки.

Какие-то люди, волочившие раненого на одеяле, вздыбленная площадь с рушащимися домами, груда камней, из которой торчали обломанные мраморные колонны, на месте биржи, промчавшаяся карета, увлекаемая обезумевшими лошадьми — за ней волочилось окровавленное тело важного толстяка в дорогом камзоле. Огромные трещины, которые пересекали город и поглощали спасавшихся бегством жителей.

Потом внезапно налетел ветер, прыснув шквалистым порывом. Захлопали двери и ставни, полетели листья и сорванное тряпье.

Секунда, и Домналл почуял, как ветер стремится оторвать его от земли — швырнуть, протащить по мостовой…

Ветер рвал одежду с бегущих, земля то проваливалась, то вставала дыбом, и капитана, как на волнах, качало и швыряло на этой обезумевшей земле.

Он все же не устоял на ногах, рухнув на расползающиеся булыжники мостовой.

А вскочив, не сдержал крика ужаса.

Массивные стены форта Кон и форта Старфор развалились в мгновение ока. Глубокие трещины, расколовшие землю, жадно поглощали здания и охваченных паникой людей.

Свистел, нарастая, ветер, хлеща пылью по глазам — он рвал одежду, трепал волосы.

И под ветром развевались кринолины раскачивающейся на рухнувшем балконе пожилой дамы — элегантный шелковый шарф захлестнул ей шею, зацепившись за сломанные балки.

В какой-то момент Домналл увидел за рухнувшим домом, как вал кипящей пены катится к берегу — вздымается, высится на глазах. Эта волна была уже выше всех городских зданий, выше собора… А на гребне волны поднимался галеон «Канут I» — с обломанной бонавентур-мачтой, оборванными парусами. И на палубе находились люди, как букашки цепляющиеся за обрывки канатов и разлохмаченные снасти…

Затем кипящий пеной гребень окутало багровое сияние: солнце просвечивало сквозь взбаламученную толщу противоестественно поднятой волны, где взор потрясенного командора различал зависших — словно замурованных в стеклянной глыбе — акул и тела утопленников.

Странно, но мысль о неизбежности гибели пришла в голову Домналлу только сейчас.

Но смерть не пришла, даже когда залпом тысяч «базилисков» загрохотал чудовищный прибой, и море ринулись в последний приступ на город.

Улочки внизу, у подножия холма, уже затопило; вода поднималась, орущие люди, захлебываясь в бурлящих потоках, лезли на крыши, на деревья — тщетно.

А потом волны выплеснулись на площадь. Они бурлили и вздымались как в шторм, сбивая с ног — или это просто ходуном ходила земля? Мимо плыли горшки, сундуки, измочаленные пальмовые стволы; на крутящейся, сорванной вместе с косяком двери, вцепившись когтями, висела кошка — мокрая, взъерошенная, дико мяукавшая.

И лишь когда вода пошла вспять, дойдя капитан-командору, прижавшемуся к рухнувшей стене, до колен, он понял, что пока еще жив.

А потом вновь ударило в грудь: Бригитт!!!

Ударило сильнее рухнувших камней собора, который двадцать лет строили доставленные из Хойделла лучшие мастера в знак Эллова благословения на право владеть этой землей, видать, ныне взятого Всевышним назад.

Спасти ее, уберечь от безумной ярости стихии! Сейчас он не был ни капитан-командором, ни рыцарем короны, ни даже дворянином, а всего лишь мужчиной, пытающимся спасти любимое существо.

Впоследствии он вновь станет командиром эскадры и начальником гарнизона.

Будет вместе со своими уцелевшими матросами и солдатами растаскивать развалины, выволакивая из руин мертвых вперемешку с еще живыми, будет вешать на наскоро сбитых виселицах мародеров и грабителей, а вслед за тем, надрываясь, наваливать баррикады в проломах стен на случай пиратского нападения.

Но сейчас лишь одна мысль о Бригитт владела им.

Вода медленно отхлынула, сбегая с улиц, и следом за ней побежал Домналл, пытаясь найти среди руин дорогу к дому адмирала.

Вокруг громоздились, словно сплошные завалы бурелома, обломки стен, ограды, ворота, бочки и тюки товара, закинутые стихией на городские улицы, вывороченные с корнем деревья и раскиданные людские тела — ни дать ни взять сломанные куклы, выброшенные капризной великаншей. Клочья водорослей, дохлая рыба, трясущееся желе медуз…

От развалин домов поднимался дым — там, куда не дошла волна, разгорались пожары: пламя из раздавленных ламп и разбитых кухонных очагов вырвалось на волю. Под обломками стонали раненые, трупы лежали прямо под ногами.