Обшивка правого борта разошлась и дала течь. Трюм быстро наполнялся водой.

— До Леонгарда пятнадцать миль. Дойдем, — сказал Пауль. — Матросы — весла. Бурый — следить, Муха — штурвал, остальные — черпать.

Никто не верил, что дырявая лохань выдержит пятнадцать миль. Но никто и не подумал о возражениях. Полумертвые матросы выжали из себя последние соки и начали грести. Бурый застучал такт, Пауль лично зашагал меж гребцов с шилом за поясом. Солдаты бригады нырнули в трюм. Аланис спряталась в каюте. От перенапряжения и потери крови ее колотил озноб. Трудно было стоять на ногах. Она шлепнулась на койку и долго смотрела в кормовое окно. Волны улеглись, беззаботная лазурная вода искрилась под солнцем. Тучи унеслись на юг, и ничто уже не напоминало недавний идов котел. Кроме одного: скорости судна. Теперь оно шло медленно, тяжело, неуклюже, будто утюг в руках горничной-неумехи. Пятнадцать миль займут целый день, а то и ночь. Нет, так долго — не продержаться.

Внезапный страх накрыл ее при мысли о смерти. Прежде Аланис не была трусихой, но сейчас ощутила себя хрупкой, изломанной, жалкой. Смерть как будто становится сильнее, когда сама ты — настолько слаба. И очень жаль — аж до слез жаль: не вернуть уже Альмеру. Не пройти путь до конца. Подохнуть ничтожной калекой.

Аланис взяла было пудреницу, когда ее позвали.

Пауль встретил неясным блеклым взглядом из-под век. Он часто смотрел вот так тускло, будто в глазницах — стекляшки вместо глаз.

— Что ты делала на палубе?

Нельзя врать Паулю, это она усвоила. Но если пройти в шаге от правды…

— Хотела увидеть чью-нибудь смерть.

— Имела предпочтения?

— Да, командир. Солдата бригады. Как дохнут матросы, я уже видела.

— Насладилась?

— Вполне.

Теперь он может спросить: «Ты убила Пальца?» — и она, вероятно, не сумеет солгать. Тогда он выколет ей глаза — что, в сущности, не так уж важно, если все равно скоро на Звезду.

Но он не спросил, а приказал:

— Иди в трюм, черпай.

Воздух в трюме был сыр, тяжел и удушлив. Казалось, вдыхаешь кислое вино из бочки. Воды стояло по пояс, в ней колыхались грязь и помет. На ящиках выше уровня воды теснились крысы, одна плавала кверху брюхом. Ведрами, котелками, мисками солдаты наливали воду в бочки, затем выкатывали на палубу и опорожняли за борт. Аланис взяла миску и принялась за работу. Шло медленно: ее шатало, приходилось держаться за бочку одной рукой.

— Быстрее, — поторопил ее кто-то.

Она стала работать быстрее.

Время то ли ползло, то ли летело. Миновал час или четверть — не понять. Зато легко было заметить уровень воды: она прибывала. Поднялась на дюйм, второй, третий. Достала до ребер, а Аланис-то отнюдь не мала ростом. Крысы с ящичных островков тревожно следили за водою.

— Не дойдем, — сказал Швея.

То были единственные слова за последний дюйм. Механически черпая воду, дрожа от лихорадки, роняя капли крови с обрубков пальцев, Аланис вдруг ощутила уверенность: нет, сегодня я не умру. В трюме речного корыта, по пояс в воде с крысиным пометом, среди подонков и бандитов — нет уж. Это слишком жалкая участь. Светлая Агата не допустит такого!

Тогда сверху раздался крик Бурого:

— Судно встречным курсом!

То была шхуна — по всей видимости, купеческая. На флагах перья и мечи — подданные Короны. Шла из Леонгарда на северо-восток, в Маренго или Руайльд.

— Поднять двуцветный, — приказал Пауль.

Черно-белый флаг во всех морях мира означает одно: просьбу о помощи. Шхуна заметила их и пошла на сближение. Пауль позволил гребцам бросить весла, а солдат бригады вызвал из трюма наверх:

— Как только пришвартуются, берем.

Аланис вспомнила тот день, когда они с Джоакином отняли у путников коней. Сейчас снова предстоит реквизировать транспорт, однако налицо ряд отличий. Это не альмерская шхуна, и Аланис не имеет на нее прав. На пальце больше нет рубинового перстня, да он бы и не покрыл стоимость корабля. А кроме того, Аланис и Джоакин никому не выкалывали глаз.

Шхуна подошла на сотню ярдов. Матросы убрали половину парусов, судно замедлило ход. Капитан и несколько мужчин — как на подбор круглолицых и пузатых — с любопытством разглядывали полузатопленную лохань. С такой дистанции не понять выражения лиц, но Аланис была уверена: на круглых мордах написана брезгливость. Дрянное мелкое суденышко зачем-то выперлось в открытое море. На борту, видать, не просто бедняки, а — нищие бедняки. Стоит ли спасать их?..

Мужик в берете — боцман со шхуны — басовито крикнул в рупор:

— Кто такие?!

— Гвардия ее величества, — ответил Пауль. — Терпим бедствие!

Что надоумило того гребца?.. Обе его глазницы были пусты, новый проступок — смерть. Может, к ней он и стремился. Может, не хотел жить, не видя моря.

— Тут пираты! Бейте их!!

Пауль схватил его за голову и одним рывком свернул шею.

А капитан шхуны обомлел от испуга — отшатнулся от поручней, заголосил, размахивая руками:

— Право руля! Уходим!

Шхуна круто взяла на запад. Только два паруса наполнялись ветром, судно шло медленно, потеряв еще скорости на повороте.

— Догнать, — приказал Пауль.

— Виноват, командир, — ответил Бурый.

Он даже не начал отбивать ритм. Лохань сидела в воде так глубоко, что не развила бы и узла скорости.

А капитан торговый шхуны дико размахивал руками, боцман орал в рупор, матросы живо поднимали паруса. Кто мог подумать, что шхуна станет убегать! Но это случилось, и догнать ее вряд ли получится.

— Отставить погоню, — сказал Пауль.

Вышел на нос, закатал рукава, обнажив Персты Вильгельма на предплечьях. Согнул левую руку в локте и положил на нее правую, как на упор. Перст Вильгельма издал тихий посвист. Кормовая надстройка шхуны треснула по центру, будто ее рубанули топором.

— Сдавайтесь! — прокричал Пауль.

Они либо не слышали, либо одурели от ужаса. Шхуна удалялась полным ходом.

Пауль прицелился, оружие издало свист. Бизань-мачта хрустнула и, разрывая снасти, грянулась за борт.

— Сдавайтесь!

Никакой реакции. Бегут барашки от киля, волочатся по воде обрывки снастей.

Пауль выстрелил снова. Грот-мачта треснула и, простояв еще миг, начала валиться. Со звоном тетивы лопнули снасти, хрустнула рея, паруса затрепыхались, как белье на ветру. Грот-мачта рухнула не за борт, а прямо вдоль шхуны, круша палубные постройки, сдирая паруса с фок-мачты — последней уцелевшей.

— Теперь не уйдут, командир, — сказал Бурый.

Пауль помедлил, рассматривая шхуну поверх Перста. Прикинул, полезным ли будет судно, лишенное большинства парусов. И дал себе отрицательный ответ.