Мы находимся так близко.

Пот покрывает все мое тело, словно легкий туман, который окутывает наши тела и делает каждое прикосновение намного более чувственным. Пак замедляется. Я начинаю стонать, сжимая беспорядочно пальцами его тело, везде, куда могу дотянуться, а он смеется.

Он медленно целует меня, склонив свою голову ниже.

— Мне нравится трахаться с моей старухой, — говорит он, дразня меня своим взглядом. Я сжимаю его глубоко внутри, отомстив за эту маленькую жестокость, и он снова смеется. — Просто продолжай наказывать меня так, детка. Не переживай обо мне, я как-нибудь потерплю.

Получив от меня пощечину, он встряхивается, но работа сделана. Он снова начинает двигаться, длинными, медленными ударами. Угол выбран абсолютно правильный, и его тазовая кость каждый раз сильно ударяет по моему клитору, почти болезненно.

Потом он отступает, начиная все заново.

Каждый раз я подбираюсь ближе, но недостаточно близко. Проходит вечность, когда я скручиваюсь под ним, задыхаясь от наслаждения.

— Пожалуйста... — из меня вырывается стон, хотя я и не уверена, чего именно прошу. Какая, впрочем, разница?

Потом он меняет темп, толкаясь внутрь сильнее, немного замедлившись перед этим. И мне конец. Я взрываюсь с облегчением, мой разум проясняется впервые с тех пор, как мне позвонил Тини. Пак следует за мной, застонав и содрогнувшись, когда его семя пульсирует внутри меня.

Он наваливается на меня всем телом.

— Мы должны почаще ссориться, — умудряется сказать он после долгой паузы.

Я киваю.

— Да, определенно.

— Ты всё ещё моя старуха.

— Если я скажу «да», ты меня выслушаешь?

— Конечно.

— Я не хочу, чтобы ты убивал Тини.

Пак замирает.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он настороженно.

— Я хочу сама убить его, — шепчу я. — Ты не представляешь, как он заставлял меня страдать. Мне нужно сделать это, Пак. Я хочу видеть выражение его лица прямо перед смертью. Хочу, чтобы он чувствовал столько же страха, сколько и я. Дать ему вкус того, что он сделал с моей мамой. Хочу, чтобы он умолял о пощаде вплоть до того момента, когда я выстрелю ему в голову.

Пак откатывается в сторону, хлопая себя по лицу.

— И ты еще меня назвала социопатом, — бормочет он. — Ты не представляешь, о чём говоришь, Бекка. Неважно, насколько человек заслуживает смерти — когда ты забираешь жизнь, ты теряешь часть себя.

— Я собираюсь сделать это, — говорю я ему. — Ты действительно думаешь, что сможешь остановить меня? Рано или поздно я найду способ с твоей помощью или без нее.

Он вздыхает.

— Дай мне подумать об этом.

Вот и всё. В этот момент я понимаю, что выиграла. Не могу дождаться, чтобы увидеть глаза Тини, когда я засуну пистолет в его рот.

Три тысячи долларов.

Он просто сделал мне большое одолжение, будучи таким жадным.

***

Пак

— Буни, у тебя есть минута?

Я нахожу своего президента внизу, где он стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к бетонной стене. Я часто здесь бывал, чтобы знать, что это не очень приятное место. Здесь Риперы держали своих пленных. Некоторые выбирались. Некоторым этого не удавалось.

Я понятия не имею, к какой категории относится Джейми Каллаган, и мне всё равно.

Металлическая дверь, ведущая в одну из комнат, открывается, и Пикник выходит наружу.

— У нас проблема, — говорит он Буни. — Или, по крайней мере, осложнение.

— Что стряслось?

— Каллаган говорит, что у него что-то есть на Шейна МакДоноха. Нечто серьёзное. Он принял меры предосторожности — если он исчезнет, это просто уничтожит МакДоноха.

— Убей МакГрэйна, — предлагает Буни. — Это должно успокоить Джейми.

Пик качает головой.

— Думаю, у нас есть выход, — говорит он. — Мы поможем заключить мир между Каллаганом и МакДонохом, так мы выиграем время для всех, чтобы найти более долгосрочное решение.

— Долина не может позволить Каллагану жить.

— Он просто один из многих, — говорит Пикник. — Убьёшь его, и на его месте появится еще один. Ничего не изменится. Если мы его сейчас отпустим, то он готов закрыть «Вегас Бэлльс». Это не только вытеснит нашего конкурента, но существенно ограничит ему возможность выкачивать деньги из шахты.

— МакДонох должен прислушаться к нам, — задумчиво произносит Буни. — Я понимаю, о чем ты говоришь, но нам нужна его поддержка.

— Почему?

Буни вздыхает, выглядя уставшим.

— Потому что дело не только в твоем грёбаном стрип-клубе, Риз. Все это тянется уже очень давно, сейчас на кону вся долина. Я хочу поговорить с ним, прежде чем мы примем решение.

— Напишите на электронку Маллою, — предлагаю я. — До МакДоноха трудно добраться, но, может быть, кто-то сможет прокрасться внутрь, как делал это я.

— Не думаю, что я впишусь так же как ты, — сухо отвечает Буни.

Я качаю головой.

— Подумай. Встретишься с ним в лесу за академией, никто тебя все равно не увидит. Любой сможет это сделать.

— Я попробую. — Буни достает телефон и включает его.

— Эй, я еще хотел кое-что обсудить, — прошу я, не желая перебивать его. — Ситуация с Беккой. Это серьезно.

— В чем дело? — спрашивает Пикник.

— Её мама умерла. Вот почему у нее снесло крышу сегодня. Бекка убеждена в том, что отчим шлепнул ее мать, и она полна решимости выследить его и всадить пулю ему в голову.

Кажется, я полностью завладел их вниманием.

— Какого хрена?

— Она поехала в «Вегас Бэлльс» чтобы попробовать заработать немного денег. Планировала поехать в Калифорнию и пристрелить его. Очевидно, она плохо соображает... Не знаю, как, чёрт возьми, она представляла себе это.

— Не стоит недооценивать отчаявшуюся женщину, — мрачно говорит Пик.

— Я сказал ей, что сделаю это сам, — продолжаю я. — Не хочу, чтобы она несла это бремя всю оставшуюся жизнь. Не уверен, что она справится с этим.

— Она сильнее, чем ты думаешь, — говорит Буни. — Но я понял тебя. Каков план?

— Подумал, что не хочу начинать войну, если закопаю этого парня в землю. Он — проспект у Лонгнеков, а его брат — член клуба.

— Они — ничто, — пренебрежительно говорит Пикник. — Я сообщу Шейду, но ему всё равно. Они слабые и трусы — мы их не уважаем.

Я чувствую, как часть напряжения покидает мое тело. Остается кое-что еще.