Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Басси не одержима, она рекомендации выполняет, – сказал Селлерс. – Сейчас увидишь! – Он вышел в коридор и вернулся с раскрытой книгой в одной руке и закладкой в другой. – Хорошо, что я думал о деле, когда вы с Покорным меня доставали! – Селлерс вручил книгу Гиббсу и подождал, пока тот прочтет нужный абзац.
– И что с того? Раз Басси интересуется таким дерьмом, значит, у нее серьезно подтекает крыша, и только! – Гиббс кивнул на стену: – Она это в книжке отрыла, и что дальше?
– Вероятно, крыша у Басси подтекает, но для Чарли она не опасна. Разве не в этом главное? Что ты делаешь?
Гиббс прижал трубку к уху.
– Звоню Уотерхаусу. Если бы какая-то дура оклеила стены фотками моей девочки, я хотел бы это знать!
– Нам же запретили...
– Говори что хочешь, – рявкнул Гиббс. – И ты, и твой Пруст тоже. Целуй его, жопу ему лижи, а я верю Комботекре! Уотерхаус ничего не сделал, то есть ничего за рамки выходящего!
– Я и не утверждаю, что сделал!
– Плевал ты на дружбу, да?
– Слушай, решать тут не нам! Если Снеговик узнает, что вы с Комботекрой за его спиной снабжаете Уотерхауса информацией, меня со службы не уволят. – Селлерс выхватил у Гиббса сотовый и поднял высоко над головой. – И тебя тоже, если глупостей не наделаешь!
– Это из-за Стейси, да? Из-за того, что Чарли ее подначила? Ну, тот прикол с вибратором...
– Конечно, нет!
– Конечно, да! Меня не проведешь, я-то тебя как облупленного знаю! Все твои проблемы в бабах! С чего начался разговор об эпиляции? С дочки Пруста! Возьму и доложу об этом шефу!
Селлерс отступил к двери, вид у него сделался испуганный.
– Да не бойся ты, не доложу! – ухмыльнулся Гиббс. – Главное, знай свое место и не выеживайся шибко. А сейчас верни-ка мне гребаный мобильник!
* * *
– Где она? – Детектив-сержант Корал Милуорд постучала кольцами по внутренней стороне стола. – Я уже два сообщения оставила, а она не отвечает.
– Чарли что-то про галерею говорила, – вспомнил Саймон. – Где детектив-констебль Даннинг?
При упоминании имени коллеги глаза Милуорд потемнели.
– Точно не на «Белый куб» смотрит!
– Что еще за куб?
– Сержанта Зэйлер спросите! Она, похоже, страстная любительница искусства.
– А Даннинг искусство не любит?
– Откуда мне знать?!
– Дело в лосьоне после бритья?
– Что, простите?
– Из-за лосьона вы Даннинга недолюбливаете?
Милуорд перестала стучать кольцами и сложила пухлые руки на столе. Она переоделась, выбрав белую блузку с перламутровыми пуговицами.
– Так сплетники не врут? – поинтересовалась она. – Бестактность – ваша отличительная черта.
– Пусть так, но я на вашей стороне! Вы больше улыбаетесь и меньше воняете!
– Не уводите разговор в сторону! С чего вдруг вашу невесту в галерею потянуло? С моим делом это как-то связано?
– Лучше ее спросите.
– Нам известно, что Эйден Сид был художником. – Милуорд подалась вперед. – Талантливым, перспективным! Удачно провел дебютную выставку, а потом бросил писать. Почему? Намеренно успешно развивающиеся карьеры не губят. Хотя вы вот губите...
– Понятия не имею почему.
– Не имеете, значит? Я вам не верю.
– Ваша проблема! – пожал плечами Саймон.
– Сол Хансард тоже не в курсе. Вот ему я поверила.
– С какой радости Сиду откровенничать с Хансардом?
Милуорд демонстративно показала, что колеблется и не может решить, вводить ли Саймона в курс дела. Напряженная тишина длилась чуть ли не полминуты.
– Когда в Лондоне состоялась его первая и последняя выставка, Сид работал у Хансарда. И когда бросил живопись, решив заняться багетами, – тоже.
– Сид работал у Хансарда? – Саймон нахмурился. – Рут Басси тоже работала у Хансарда, прежде чем перейти к Сиду.
Корал Милуорд явно ждала продолжения. И дождалась.
– Мэри Трелиз была клиенткой Хансарда – рамы у него заказывала.
– Только не когда там работал Сид. Позднее. А затем она переметнулась к владелице лондонской галереи, той самой, которая в феврале 2000 года устроила персональную выставку Сида. Это галерея «Тик-так» на Шарлотт-стрит. Туда ведь отправилась Зэйлер, верно?
– Чего бы вы добились без нас с Чарли?!
– А чего я, собственно, добилась? Кроме того, что заполучила двух идиотов, которые сами себе упорно роют яму.
– Хансард упомянул, что Басси и Трелиз встречались в его галерее. Встреча переросла в ссору, а ссора – в насилие... Эйден убил Джемму Краудер из мести за то, что она сотворила с Рут Басси. По той же причине он собирается убить Мэри Трелиз и, вероятно, Стивена Элтона, если только признание Элтона и тот факт, что в надругательстве над Басси он лично не участвовал...
– Так вы в курсе? – улыбнулась Милуорд. – Еще утром ничего не знали!
– Вы же мне ничего не сообщили! – Саймон отчаянно сдерживал гнев.
– А кто сообщил? Мне кажется, вам известно чересчур много. Если выясню, что вы тайком от меня связывались с Басси, Сидом или Трелиз...
– Ни с кем из них я не связывался, и вы, видимо, тоже! Как ведутся их поиски?
– Радуйтесь, что это не ваша головная боль! – посоветовала Милуорд. – Моя головная боль – главный подозреваемый...
– Вы о Сиде?
– Нет, я не о Сиде.
– Взлома квартиры не было, верно? Значит, кандидатов лишь двое – Сид и Элтон.
– У меня есть и подозреваемый, а у него – мотив, – продолжала Милуорд, словно не услышав последней фразы. – Все еще не окончательно, но я над этим работаю. На втором... нет, двадцать втором плане расследования ваша дурацкая головоломка с Сидом, Трелиз, Басси, Хансардом...
– На двадцать втором плане? – потрясенно переспросил Саймон. – Вы ошибаетесь! В чем дело, я еще до конца не разобрался, но в одном уверен: моя, как вы изволили выразиться, дурацкая головоломка – центр расследования, которое вам не завершить, если ее не разгадаете.
– Уотерхаус, вы надменный говнюк!
– Да, я в курсе.
Казалось, Милуорд сейчас влепит ему пощечину.
– У меня есть подозреваемый, у него – мотив, – повторила она, – а что есть у вас? Фантастические удушения, картины, исчезающие с выставок, непонятные предсказания про девять картин, которые, по версии Сида, Мэри Трелиз еще не создала, но непременно создаст. И все это я должна воспринимать серьезно?
– Нет, – отмахнулся Саймон, – вы должны выбросить мои дурацкие головоломки из своей драгоценной головы и не растрачиваться по пустякам. Вот только ненаписанных Трелиз картин не девять, а восемь.