Фарадей выпрямился, чтобы иметь возможность смотреть Ситре в глаза.

– Не знаю что?

И Ситра все рассказала. Рассказала, как вместо освобождения они с Роуэном стали учениками Кюри и Годдарда. Как Ксенократ попытался повесить на нее убийство Фарадея, и как Кюри помогла ей добраться сюда. Ситра говорила, а Фарадей отчаянно сжимал виски, словно желая вдавить их в череп.

– Я сижу здесь, наслаждаюсь покоем, а там происходит такое!

– Как же вы могли всего этого не знать? – спросила Ситра.

Она всегда полагала, что Фарадей, по определению, знает все – и даже то, чего знать не может.

Фарадей же вздохнул.

– Мари, – сказал он. – То есть жнец Кюри – единственный человек из сообщества жнецов, который знает, что я жив. Я полностью отключен от всех сетей. Единственный способ добраться до меня – прийти сюда лично. Поэтому она послала тебя. Ты одновременно и посланник, и послание.

За окнами вовсю разыгрывался шторм. Гром накатывал со стороны моря, молнии сверкали все ярче.

– Это правда, что вы семь раз умирали за нее? – спросила Ситра.

Фарадей кивнул:

– А она – за меня. Она тебе все рассказала, так? Да, это было очень давно.

Снаружи полил дождь, грохочущими полосами обрушиваясь на крышу.

– Мне нравится, как здесь идет дождь, – сказал Фарадей. – Он напоминает о том, что есть силы природы, неподвластные человеку. Это вечные силы, и то, что они есть, лучше всякого бессмертия.

Так они сидели и слушали успокаивающий шум дождя, пока Ситра не почувствовала, что вот-вот рухнет от изнеможения. Она даже думать была не в состоянии.

– А что теперь? – спросила она.

– Все очень просто. Я выздоравливаю, ты отдыхаешь. Все остальное – потом.

И показал рукой:

– Спальня там. Спать будешь целую ночь. А утром будешь вспоминать яды, сортируя их по степени токсичности, и рассказывать мне.

– Яды?

Несмотря на боль и взвешенное состояние, вызванное опиатами, жнец Фарадей улыбнулся:

– Именно яды. Ты моя ученица или нет?

Ситра не могла удержаться от ответной улыбки:

– Да, Ваша честь, ученица.

Зима неумолимо приближалась. Поначалу Роуэн вел счет жизням, которые он временно прерывал, но по мере того как шло время, он перестал это делать. Дюжина псевдосмертей каждый день, неделя за неделей, месяц за месяцем. Все смешалось и слилось в единый поток. За восемь месяцев, которые он провел в ученичестве у жнеца Годдарда, он временно лишил жизни более двух тысяч человек, главным образом людей, которые, восстановившись, приходили к нему снова и снова. Как относились к нему эти люди? Ненавидели? Или просто понимали, что у него такая работа? Временами от них требовалось, чтобы они либо бежали, либо оказывали сопротивление. Большинство не владели навыками самозащиты, но некоторые были вполне тренированы. Случались занятия, когда у объектов было оружие. Роуэн получал и ножевые, и даже огнестрельные ранения, но недостаточно серьезные, чтобы попасть в восстановительный центр. Он стал исключительно умелым убийцей.

– Ты превзошел самые смелые мои ожидания, – сказал ему Годдард. – Я полагал, что в тебе есть искра, но оказалось, что там – целый ад огня!

Как и обещал Годдард, Роуэн даже начал получать от этого удовольствие, но, как и жнец Вольта, презирал себя за это.

– Я очень жду, когда тебя посвятят, – сказал ему Вольта как-то во время дневных занятий. – Может, тогда мы с тобой вдвоем уйдем от Годдарда. Будем заниматься «жатвой» в удобном для нас ритме.

Но Роуэн понимал, что Вольте никогда не преодолеть сил притяжения, которые привязывали его к Годдарду.

– Ты полагаешь, что выберут меня, а не Ситру? – спросил Роуэн.

– Ситра исчезла, – напомнил Вольта. – Ее уже несколько месяцев нет ни в одной сети. Если она и покажется на конклаве, лицензионный комитет вряд ли проявит к ней благосклонность за столь долгую самовольную отлучку. Все вы должны проходить финальное испытание, и конечно же ты победишь.

Именно этого Роуэн и боялся.

Весть об исчезновении Ситры до Роуэна дошла через слухи и сплетни. Официально он ничего не знал, не знал и всей истории. Ксенократ обвинял ее в чем-то. В дисциплинарном комитете проходили экстренные собрания, и жнец Кюри выступала там от ее имени, доказав ее полную невиновность. Обвинения наверняка были сфабрикованы Годдардом – он рвал и метал, когда комитет принял решение снять их. Добавило ему злости и то, что Ситра бесследно исчезла. Никто, даже жнец Кюри не знал, где она.

На следующий день после заседания комитета Годдард забрал Роуэна и вместе с остальными своими жнецами отправился на очередную массовую «жатву». Свою ярость он излил на многолюдный праздник урожая. На этот раз Роуэну не удалось никого спасти, так как Годдард держал его рядом с собой в качестве оруженосца. Жнец Хомский своим огнеметом поджег гигантский лабиринт, стены которого образовывали заросли кукурузы, а остальные жнецы убивали всех, кто, спасаясь от дыма и огня, выбегал из него.

Вольта стал объектом всеобщей ярости, потому что он лишил Годдарда и остальных значительной доли удовольствия, бросив в лабиринт контейнер с ядовитым газом.

– Лучше уж сразу умереть от газа, чем мучиться в огне, – пояснил Вольта свой поступок. – Тем более, если бы они выбежали и решили, что спаслись, их бы тут и подстрелили.

Может быть, Роуэн и ошибался насчет Вольты. Не исключено, что он все-таки уйдет от Годдарда. Но без Роуэна он вряд ли на это решится – еще одна причина, по которой следовало завоевать кольцо.