— Боюсь, мое сердце уже не свободно.

— О небо! Как же я забывчив, неловко даже, — Анвар нарочито наигранно всплеснул руками. — Сиятельная госпожа, прекрасная Арселия, императорская наложница! Согласен, она привлекательна, умна, и, наверное, горяча в постели. Примите мои соболезнования, уверен, время поможет вам смириться с этой утратой.

Как раз в это мгновение в стороне дворца ослепительно вспыхнуло, а вскоре до храмового холма докатился грохот взрыва. Собеседники обернулись к пожарищу одновременно: Анвар — с торжествующей улыбкой на лице, Ульф — с ужасом.

— Вот и все, — тихо прошептал Анвар. — Если Арселия с сыном не погибли сразу, то мой друг проследит, чтобы род Фаррит пресекся как можно скорее. Так что, принимаете мое предложение теперь?

На лице аристократа играли отблески пламени, он смотрел торжествующе и уверенно, уже празднуя победу.

— Склонитесь, Ульф Ньорд, — голос его налился мощью. — Вы боролись до конца, вам не в чем винить себя. Нет смысла сопротивляться теперь и отдавать жизнь за мертвецов.

Столб пламени осел, но к небу тянулись клубы дыма, подсвеченные оранжевым и алым. Лицо северянино застыло и посерело, когда он повернулся к Анвару.

— Я обещал тебе быструю смерть, но теперь можешь забыть: умирать ты будешь долго.

Его меч поднялся, описав сверкающий полукруг. Анвар отступил назад.

— Чист и благороден до самого конца. Красиво, но глупо. Наверное, мне самое время научиться принимать отказы, — в его пальцах заклубились бело-голубые росчерки, тут же приобретающие форму множества остро заточенных лезвий. — Не хотите по-хорошему, сыграем жестче. А заложник может оказаться не менее полезным, чем преданный слуга.

Воздух взвизгнул, рассекаемый десятком острых граней. Ульф резко отклонился в сторону от удара, успел отбить несколько смертоносных жал, так что большая их часть раскрошилась о камни, попав мимо цели. Площадь полыхнула белым, когда Анвар развернул защитные контуры, отсекая любую подмогу. В этом мертвенном свете лицо мага выглядело застывшей маской.

— Смотри-ка, не так просто бороться с воплощенной Стихией?

Ульф пошатнулся, чувствуя, как по телу расползается непонятная слабость. Он опустил глаза и с удивлением обнаружил, что в куртке чуть ниже ребер торчит два обломка.

— Ледяные лезвия — коварное оружие, — пояснил Анвар, легким движением руки развеивая заклятье. — Такие холодные, что даже не всегда понимаешь, как уходит твое время.

Осколки истаяли — и хлынула кровь. Боль скрутила сознание, поглотив мир почти наполовину. Меч выпал из ослабевшей руки и жалобно звякнул о камни. Северянина качнуло и бросило на колени.

— Вот так мне больше нравится, — Анвар подошел вплотную и замахнулся. — Добрых снов, лорд регент.

От удара у Ульфа в глазах потемнело. Последнее, что он запомнил, прежде чем потерять сознание окончательно, — отблески пламени на лице врага.

Что-то заставило ее замереть и оглянуться на город.

— Госпожа, — Малкон тенью возник рядом. — Пойдемте, тут недалеко, скоро нас подберет повозка, сможете передохнуть.

— Не могу. Тревожно. Погодите, — она торопливо скользила взглядом по силуэтам домов, отчетливо видных на фоне неба.

— Что-то случилось?

— Не знаю.

Темноту разорвала вспышка света там, где стоял императорский дворец.

— Мама, что это? — рука Адиля была непривычно холодной. — Мне страшно.

— Иди ко мне, — Арселия подняла мальчика на руки, прижала к себе, поцеловала в щечку. — Нечего бояться, я с тобой.

— Мне это не нравится, — заметил Йотунн так, чтобы услышал его только Малкон. — Похоже, началось раньше, чем мы думали. Нужно спешить.

— Госпожа? — бывший гвардеец обернулся к женщине. — Я могу понести ребенка, так будет быстре

— Наверное, да… Адиль, ты не против?

— Нет, мама.

Однако едва ножки мальчика коснулись земли, Арселия вдруг застонала и резко обернулась назад. Вокруг нее вспыхнуло и тут же исчезло зеленое марево.

— Что это? — наемник перевел удивленные взгляд на императрицу.

— Там начался бой, — глухо отозвалась она. — Магия рвется наружу. Я не знаю, смогу ли сдержать ее.

Она посмотрела в глаза сына и тихо охнула: искры четырех Стихий пылали ярче, чем когда бы то ни было. Мальчик поднял руки и с удивлением уставился на то, как на ладошках пляшут цветные завитки. Это продолжалось совсем недолго, а затем свечение померкло и полностью исчезло, но взрослые тревожно переглянулись.

— Прочь от города! Чем ближе к Дармсуду мы будем, тем это опаснее и для нас, и для всех остальных, — в голосе Арселии сквозила холодная решимость. — Как далеко повозка?

— Идите за мной, — Йотунн первым нашел в себе силы шевельнуться.

Малкон подхватил Адиля на руки и крохотный отряд заспешил по дороге на юг.

Сейчас — или будет поздно.

Анвар развернулся и поднял руки, создавая контролирующее плетение заново, потому не увидел, как рухнул защитный барьер, прорванный одновременно во многих местах.

***

Илияс вышел в круг света, уже не таясь. Щелчком пальцев отправил в сторону бесчувственного тела тройной защитный контур, накрывший его непроницаемым для взора куполом. И тут же развернулся к Анвару.

Верховный жрец видел, как тонкие цветные нити пронзают крохотную человеческую фигурку, как искажается в муке лицо Анвара, кожей почувствовал, как собственная магия беснуется, сдерживаемая стальной волей. Пока еще покорная, но набирающая мощь с каждым ударом сердца.

Анвар не заметил его. Он вообще ничего уже не замечал, полностью отдавшись во власть потоков, застыв внутри разноцветного сияния, как мотылек в смоле.

Илияс закрыл глаза и мысленно потянулся к беснующимся Стихиям. Коснулся их осторожно, почтительно, но вместе с тем уверенно, позвал за собой. Сотни и тысячи нитей, сплетенных в немыслимо сложный узор, раскинулись в воздухе, сдерживая и направляя магию. Но не в человека, нет, в саму ткань окружающего мира.

Верховному жрецу показалось, что сила не просто струится кругом, а пробирается в человеческое сознание, сливаясь с ним, обретая форму, тело, лицо, собственную волю. Невидимые глаза моргнули, всматриваясь в душу, выворачивая ее до самого дна, размышляя, покоряться ли, сделать ли шаг навстречу.

— Я дам тебе то, что ты хочешь. Отыщу то, что ты потеряла. Верну то, чего тебя лишили.

Земля под ногами дрожала и гудела, крошась, разламываясь на бесчисленное множество осколков, превращаясь в вязкое болото и тут же застывая вновь. Илияс опустился на колени, прижал ладони к серому камню, пропуская через него всю силу, что мог, прокладывая направляющие, связывая их сотнями тонких нитей, создавая невидимый обычному глазу рисунок.