Он снова оцепенел. Луна поднялась выше, глаза мужчины светились в ее лучах. Хлоэ видела, что он думает о Джейн.

— Я скучаю по ее пирогам, — наконец вымолвил он.

— То, что мы сейчас продаем, — настоящий мусор, — засмеялась Хлоэ.

— Знаю.

— Она печет в Нью-Йорке, — сказала Хлоэ. — Я видела статью в газете, мама оставила, чтобы я прочла ее. Я найду ее. Я поеду в Нью-Йорк, и я найду Джейн.

Дядя Дилан смотрел на Хлоэ, пытаясь выглядеть суровым. Он хмурил брови и поднимал подбородок. Но сжатые губы прятали зарождающуюся улыбку.

— Я не могу тебе этого позволить, — заметил он.

— Ты не можешь меня остановить.

— Тогда мне придется тебя отвезти. Я не отпущу тебя одну. Если только твои родители на это согласятся.

— Они согласятся.

Он засмеялся и покачал головой.

— Зная вас, мисс Чэдвик, я в этом не сомневаюсь.

— Мы привезем пирожных. — Хлоэ держала дядю за руку, пока они шли по саду по направлению к ее дому. — И мы привезем Джейн приглашение.

— Куда? — поинтересовался он.

— На танцы. Не волнуйся, мы с Моной все организуем.

— Этого я и боюсь. — Мужчина вновь улыбнулся. Хлоэ посмотрела на луну. Яркий серебряный диск, края которого немного расплывались. Она потянулась, словно могла взять луну в руку. В этот момент она верила, что может. Она уберет ее в карман и подарит Джейн, как серебряное яблоко.

— Я надеюсь, нам удастся организовать танцы в амбаре, — сказала она, глядя на волшебное небо. — Все, что нам нужно, это серебряная луна.

Ее дядя рассмеялся. Он ничего не говорил, он только смеялся. А когда они наконец добрались до дома, ее родители уже стояли на дороге в ожидании полиции. Они услышали выстрел и вызвали ее. При виде Хлоэ ее мама вскрикнула. Она раскинула руки в стороны, и Хлоэ влетела в ее объятия.

Ей заказали роскошный свадебный торт, но, перемешивая тесто, Джейн заметила, что она еле сдерживает себя. Она мешала и отмеряла, отмеряла и мешала. Она убедилась, что добавила все необходимые ингредиенты в правильных пропорциях. Торт должен получиться вкусным и красивым, независимо от ее внутреннего состояния.

Но, держа в одной руке большую миску, а в другой деревянную ложку, она думала о том, как все изменилось. В эти дня она чувствовала себя какой-то плоской, как будто одномерной. Раньше, когда она пекла свадебный торт или торт на день рождения, на вечеринку, или на День благодарения, — она всегда проникалась духом праздника, начинала выдумывать новые рецепты, добавлять новые ингредиенты.

Она призывала всю свою любовь, часто думая о Хлоэ, о том, где она сейчас и что делает, и словно добавляла ее в торт. Таких инструкций не найдешь ни в одной книге по кулинарии, но Джейн считала это своим секретным оружием. Именно это делало ее торты столь популярными. Как было написано в «Нью-Йорк Таймс»: «Торты от Каламити-Джейн испечены на профессиональном уровне, в них — сердце вашей матери».

Теперь все изменилось. Ни одного секретного ингредиента за неделю. Она надеялась, что ее клиенты не заметят подмены, но при этом женщина начала побаиваться кухни — по нескольку раз перепроверяла, все ли она положила в тесто, постоянно сверялась с записанными рецептами.

В других областях ее жизни тоже все шло не слишком гладко. Она все делала не вовремя, или слишком мало, или слишком много.

Она уже поставила пирог в духовку и собиралась сделать перерыв. На ней была бейсбольная кепка, чтобы волосы не падали на глаза, но их все равно приходилось периодически смахивать рукой со лба. Она налила себе стакан сока и присела за стол. В кухне жарко, и Джейн была этому только рада. Потому что она замерзла.

Ее помощница развозила заказы по городу. Она была новенькой, Джейн наняла ее после возвращения. Пока они неплохо сработались. Предыдущая, конечно, ушла — ведь Джейн отсутствовала целую вечность, но такова была цена, ей пришлось заплатить за поездку в Род-Айленд.

Весна и часть лета…

Она взглянула на календарь на стене — напоминание о доме с фотографиями Ньюпорта и Провиденса, затем сняла его, положила на стол и сделала нечто сумасшедшее — стала считать дни.

Шестнадцать дней в марте, тридцать в апреле, тридцать один в мае, четырнадцать в июне. И того, всего девяносто один день.

Девяносто один день с Хлоэ…

Джейн положила руку на календарь, словно пыталась впитать эти дни в кровь и плоть, удержать их там навсегда. Но со временем подобные шутки не проходят. Время — оно всегда в настоящем. Где ты сейчас и что делаешь в данный момент — вот что имеет значение. Уже август, и с того времени в саду прошли недели…

Джейн заставила себя дышать. Каждый вдох отдавался болью, потому что он уносил ее все дальше от Хлоэ. Поначалу ей было так же тяжело, как и после рождения дочери. Все, что Джейн видела — это боль и шок в глазах девочки, смешанные со страхом перед возможной беременностью, и смущением от того, что кто-то, кого она считала другом, оказался ее матерью.

Джейн, конечно, все сделала неправильно. Можно было найти тысячи способов, как себя повести. Возможно, ей не стоило лгать с самого начала? Приехать к Хлоэ и сказать: «Привет. Я знаю, это звучит странно, но я твоя мама». Или, пожимая Дилану руку на ужине для учителей, заявить: «Ты меня не знаешь, но я мать твоей племянницы, и мне нужна помощь…»

Ох, Дилан…

Она даже не могла думать о нем. Зеленые обвиняющие глаза: он смотрел на нее, как на преступницу, и разбивал ей сердце. Она видела его во сне — каждую ночь с тех самых пор, как они занимались любовью. Она не могла прогнать из своих мыслей одно слово: «целостность». Потому что с Диланом она чувствовала себя цельной, а не половинкой, как обычно.

Любовь дарит человеку внутреннюю целостность. Теперь Джейн это знала. Любовь не связана с чувством собственности, когда ты пытаешься завоевать, привязать к себе кого-либо. Как в итоге получилось с ее отцом и с отцом Хлоэ.

Джеффри Хэйден.

Вернувшись в Нью-Йорк, перепоручив больную мать заботам Сильви и Джона, Джейн решила найти в Интернете сайт Браунского университета. Она поискала имя Джеффри — женщина не делала этого уже несколько лет.

Она знала, что ее бывший возлюбленный начал карьеру в качестве ассистента на кафедре в Брауне. Затем он сам стал полноправным преподавателем английского. Все эти сведения Джейн почерпнула из журнала, посвященного университету, еще до того, как у нее появился Интернет.

Потом она следила за ним с помощью Сети. Джеффри переехал в Гарвард. Стал профессором. Он периодически публиковал свои статьи в научных изданиях. Он написал серию книг, включая ту, что продавалась во всех книжных магазинах и стала бестселлером, — «Литература сердца». Судя по краткому содержанию, написанное в духе романтического постмодернизма произведение стало неким анализом того, как литература помогает писателю понять свое сердце при изучении собственных потерь.