Спустя пять дней фронт вплотную приблизился к кварталу, где располагалась ставка Странника. В этом квадрате была организована самая крепкая оборона, продуманная, многоступенчатая, но Сильвин знал, что в его распоряжении осталось не более двухсот мамелюков, голодных и истерзанных (половина из них — старики-инвалиды, упившиеся денатуратом), так что, в лучшем случае, как ни тужься, он сможет продержаться несколько суток, если не несколько часов…

Некогда высокий дородный Сильфон, детина в косоворотке с задиристым вихром, угодив под каток бестолковой и бесчеловечной войны, сейчас захлебывался собственной кровью, задыхался в горниле пожарищ, трещал всеми мышцами и суставами, будто под пытками святой инквизиции. Лопался асфальт под гусеницами танков, молотили по историческому центру минометы, срывая роскошные одеяния старинной архитектуры. Среди пуль и осколков сновали, поймав кураж наживы, мародеры. Искалеченный Марсом до неузнаваемости, Сильфон больше не существовал, далекие стратеги с холодной решимостью приговорили его под снос, будто и не был он колыбелью древнейшей цивилизации.

Бедный, бедный Сильфон! Какая несусветная боль стоять тарантулом и растоптанно смотреть, как гибнет возлюбленный город! А еще страшнее осознавать, что ты, именно ты, хромосом недоделанный, явился причиной его гибели!

Сильвин машинально обернулся на звук телевизора. Впервые за несколько месяцев на экране появился Титаник и не в какой-нибудь просроченной записи, а в прямом эфире, с обращением к народу. Открыто и бестрепетно глядя в объектив, сей государственный муж с пороховой энергией обличал Странника и его зловонную клику, призывал граждан довериться своему легитимно избранному президенту, соблюдать спокойствие.

Сильвин давно не видел его глаз — этих двух обдающих жаром, подвижных угольков, поэтому поспешил открыть картинку на полный формат. То, что он отведал в глубине его раскаленных зрачков, мгновенно вызвало у него сильнейший приступ давления в висках. Не веря тому, что видит, Сильвин использовал функцию увеличения отдельных объектов кадра, и вскоре получил на экране только два огромных гипнотических глаза Титаника, расположившихся по обе стороны распухшей переносицы. Через минуту он в самых мельчайших деталях знал обо всем: и о предательстве Капитана, и о сговоре руководителей крупных стран, — обо всём, что хранилось в бесчисленных папках и файлах изворотливого мозга президента…

Спустя двадцать четыре минуты СУ-37 преодолел около тысячи километров и почти пересек Долину.

Что ж, пора мне уже расставить все точки над всеми и. Моя дружба с Сильвином из Сильфона затянулась. Ему пора возвращаться в ту страну воздушных замков и крылатых оленей, откуда он родом. Ну а мне…

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеяньи,

И совершенству ложный приговор,

И девственность, поруганную грубо,

И неуместной почести позор,

И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывет,

И глупость в маске мудреца, пророка,

И вдохновения зажатый рот,

И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг,

Но жаль тебя покинуть, милый друг![1]

Время прощаться. Все-таки Сильвин побузил изрядно. Воинственный идальго дал этой планете такого пинка, что она еще долго будет кружиться кубарем, как вокруг собственной оси, так и вокруг светила, потирая стратосферой отбитый зад. И уж конечно, он не был праведен перед Богом, не следовал беспорочно заповедям и уставам Господним, как я намеревался. Наоборот, натворил он дел самых негодяйских и в отменном количестве. А главное, совершил типичную ошибку человекообразных: пытался достичь благоденствия при помощи смертельных инъекций зла.

Хе-хе, я его за это не виню — в нашем мире окончательно утрачено здравомыслие, а истины перевернуты вверх дном, как, к примеру, ведро. Вот сейчас сижу на этом ведре перевернутых истин, заполняю последними откровениями свой дневник, перечитываю рукоблудие прежних строк и лопаю антидепрессанты, а по стенам комнаты гуляют голодные светлячки лазерных прицелов. А еще летит по мою душу какой-то самолет…

Что дальше? Вчера я был богат будущим, но сегодня его ресурс исчерпан, я беден, и мне осталось лишь перебирать прошлое, о котором я сожалею. Сильвину пора уходить, мне — в конце концов, умирать, ну а человечеству — счастливо оставаться!

В мой кабинет настойчиво заглянули Бо-бо. Я никогда не видел своих мутантов с такими обескураженно-нахлобучен-ными мордами (обычно братья производили фантастическое и неизгладимое впечатление Везувия, едва сдерживающего лаву, и этот отточенный образ с юности их кормил, поил и приносил кое-какие дивиденды). В этот момент я чувствовал себя летящим парашютистом с лопающимися на глазах стропами, и все же попытался взять себя в руки и как можно оптимистичнее спросить: Как делищи?

Когда это требовалось, обычно говорила смышленая правая голова, причем довольно членораздельно. У левой же, не считая интеллектуальных проблем, случались нарушения речи, поэтому она предпочитала кивать, мычать и лишь изредка издавала с трудом заученные словосочетания.

Бо-бо. Надо бежать. Здесь нехорошо. Здесь скоро смерть.

К братьям приблизился Сатана, который до этого лежал на своем коврике и удивленно прислушивался к автоматным очередям и разрывам. Он с присущей его породе сдержанной радостью приветствовал двухголового друга, а тот, в свою очередь, с очевидным сожалением в четырех глазах пренебрег его вниманием, видимо, стесняясь меня. Хотя я-то знал, какие между ними трепетные отношения. Я часто наблюдал исподтишка, как во время ежедневной прогулки собака и монстр кружатся по детской площадке в вихре мальчишеской забавы. Эти минуты для Бо-бо, наверное, были сеансами ценнейшего и беспрецедентного взаимопонимания. Только с Сатаной братья могли немного перевести дух, стряхнуть с себя суррогат осточертевшей роли, побыть самими собой — почти детьми, добрыми, открытыми, способными на искренние чувства, какими на самом деле и были.

Сильвин. Я решительно занят. Вы меня отрываете от важного.

Бо-бо. Пойдем в лифт. Потом будем долго идти. Потом спасенье.

Правая голова имела в виду устроенный в одной из обычных лифтовых шахт засекреченный скоростной лифт, ведущий в подвал. Там был оборудован вход в туннель, связанный с канализационной системой, и этим путем можно было не только незаметно покинуть дом, но и беспрепятственно выбраться из города.

Сильвин. Заберите Сатану и отправляйтесь.

Бо-бо. Мы, как и ты. Мы без тебя не будем ходить. Пойдем вместе!

Сильвин. Увы, это невозможно. Так же, как невозможна скарлатина у покойника. Идите сами. Спасайтесь, пока Атлантида окончательно не ушла под воду. На этом наши пути расходятся. Я теперь вам без пользы, я нынче — прошлогодний снег. Мне теперь и сам Гарри Поттер не поможет. Найдите себе нового хозяина.