Цимаон Ницхи убил всех до одного. А ведь эти люди пытались спасти других людей — невинных, тех, кто ежедневно пропадал без вести. Да так и не находился. Лишь серый дымок из тонкой черной трубы в некогда промышленном районе Петербурга растворялся в воздухе, стирая последние следы чей-то уничтоженной судьбы. Или судеб. Смерть редко затрагивала одного, чаще всего она калечила тех, кто оставался жить в неведении и бессмысленном ожидании, что пропавшего найдут.

Хотелось плакать от несправедливости, неправильности происходящего, но слез по-прежнему не было.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Лайонел, одетый в черную рубашку и брюки. Катя медленно с блаженством вдохнула морозный аромат, а молодой человек протянул руки, желая забрать ее у Создателя.

Тот переложил девушку на руки Лайонела со словами:

— У вас десять лет и не секундой больше.

Затем отступил и растворился во тьме.

Катя прижалась щекой к груди молодого человека, вместо ударов сердца музыка стала чуть громче и как будто чище. Он прикоснулся губами к ее лбу, и по всему телу у нее разлилась боль, а перед глазами потемнело. Но прежде она успела увидеть Йоро, тот нерешительно ей улыбнулся и сказал:

— Теперь все будет хорошо.

А затем раздался голосок Киры:

— Физическая боль пройдет.

После недолгого молчания Лайонел неожиданно произнес:

— Спасибо, что это сделал не я.

Катя могла поклясться, он смотрел на тело Андрея Шалаева и другие тела.

— Не за что, это самое малое, что я могла сделать, — отозвалась Кира.

Лайонел скупо усмехнулся и проворчал:

— Но в школу все равно пойдешь!

Голоса удалялись, пока совсем не стихли. Осталась лишь музыка.

Глаза она открыла в белой комнате, сильно напоминающей больничную палату. Повсюду были цветы. Усыпляюще играла «Маленькая ночная серенада».

Рядом на стуле, глядя в одну точку, сидел Лайонел. Он уже успел переодеться в жемчужно-голубую рубашку и серую жилетку под цвет брюк и лежащего на диванчике пиджака.

Взгляд ледяных глаз переместился на лицо девушки и молодой человек негромко пояснил:

— Пожелания выздоравливать от твоих друзей.

Так удивительно звучали слова «твоих друзей», так необычно и так восхитительно, что она просто не могла не улыбнуться.

А Лайонел спросил:

— Тебе все еще больно?

Боль из режущей стала покалывающей, но пока не исчезла.

— Мне лучше, — сказала Катя.

Они умолкли и какое-то время просто смотрели друг на друга.

— Ты мне расскажешь про Ксану?

Лайонел удивленно вздернул брови.

— Кто тебе сообщил?

Девушка нахмурилась.

— Ты сам, разве нет?

— Ах, да… — Он кивнул и сухо проговорил: — Мы были довольно близки, ради развлечения я позволял ей соблазнять своих любовниц. Чаще всего ей это удавалось.

Катя пораженно заморгала.

— А Анжелика знала?

Лайонел улыбнулся.

— С позиции жертвы — знала. Анжелика изменила мне с Ксаной.

Катя пораженно протянула:

— О-о-о… Ксана говорила мне, что от красоты Анжелики у нее когда-то захватывало дух и что я совсем другая… — вспоминала девушка. — Я и подумать не могла, что Анжелика… просто поверить не могу.

Молодой человек хмыкнул.

— Моему удивлению тоже не было предела. Анжелика требовала тогда самого жестокого наказания для Ксаны — смерти. Но я ей отказал.

Ревность обожгла изнутри, в животе возник огненный шарик.

— Значит, Ксана так много для тебя значит? А она все это делала… — Девушка осеклась и Лайонел за нее закончил:

— Чтобы доказать мне, что она лучшая.

Катя улыбнулась.

Молодой человек заметил и поинтересовался:

— Тебе весело?

— Нет, — помотала она головой, сразу морщась от боли. — Я всегда знала, с первого дня, как увидела Ксану, что она влюблена в тебя. Я ее ненавидела, а потом она меня переубедила, но я всегда чувствовала… — Катя встретилась со взглядом холодных глаз. — А меня она соблазняла тоже под твоим чутким руководством?

— Нет, я ей запретил. Это ее личная инициатива из симпатии к тебе и желания вернуть мой интерес.

Катя прикрыла глаза, она не сомневалась, что основной причиной были чувства к Лайонелу, и ревность огненным шаром разрасталась в животе, затрудняя дыхание.

Молчание слишком затянулось, и девушка нарушила его первой:

— А если бы я попросила для нее самого жесткого наказания?

Она ощутила, как он осторожно взял ее за руку — кожу обожгло.

— Тебе не нужно просить.

— Ты…

— Ее больше нет, забудь о ней.

Катя испуганно посмотрела на него, боясь поверить в его слова. Первым порывом ее было сказать, что она бы никогда не попросила об этом, сказать: смерть — слишком жестоко… Но девушка промолчала, спросила только:

— А ты сможешь забыть?

Лайонел замешкался, но потом очень уверенно произнес:

— Мы помним только то, что хотим помнить. Я забыл о ней раньше, чем ее не стало на этом свете. Это как со старыми ненужными вещами, мы храним их, уверенные, что они когда-нибудь нам понадобятся. Но проходит год за годом, ненужные вещи копятся и если их не выкидывать, можно слишком захламить свою жизнь.

И в этот самый миг, вглядываясь в ледяную глубину его глаз, где не существовало ни жалости, ни сожалений, Катя приняла для себе решение. Она никогда не станет вот такой ненужной вещью, и как бы больно ей не было, когда он вдруг забудет о ней, то уйдет сама, не станет дожидаться, пока он устроит ревизию в пустых и просторных залах своей жизни.

Взгляд ее скользнул по белым розам, стоящим на тумбочке.

— От Вильяма, — подсказал Лайонел.

В комнате было больше двадцати букетов и девушке стало приятно, не хотелось больше думать о грустном, но мысли не удалось переубедить. Одна была чернее другой и вместе они теснили голову.

— Лайонел, а почему ты не спас тех вампиров, что мучились там со мной?

Тот пожал плечами.

— Если у человека, скажем, протекла крыша в доме, куда он обратится: в ЖЭК или к президенту? У нас есть соответствующая служба.

Ей хотелось ответить колкостью вроде того: «Ах, как мне повезло, что сам президент чинит мою крышу», но она промолчала. А что ей оставалось сказать? Мир не идеален? Президент должен всем чинить крышу? Если система придумана такой, если такой она работает, способна ли ее поменять та, кто не знает — а как по-другому?