Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лайонел усмехнулся.
— После Ксаны, боюсь, удивить ее будет непросто!
В поисках служанки он обошел весь дом, посмотрел в гараже — той нигде не было видно.
— Боится, дрянь, — злорадно поделился Лайонел с мышью, плюхаясь за руль машины. Орми устроилась на подголовнике соседнего кресла и любовно мыла язычком правый коготок.
Молодой человек недовольно посмотрел на нее, злясь, что когда он ждет от нее каких-то слов, она молча моется.
Рукокрылая поняла его взгляд и, мигнув черными бусинками глаз, самодовольно изрекла:
«Будь и дальше размазней, тебе идет!»
Лайонел нахмурился, но ничего не возразил. А мышь уже бросила мыться и воодушевленно продолжила: «Кто раз закроет глаза на женскую дерзость, тот вечно будет униженным».
— Я это учту.
«И еще…»
— Умолкни, глупое животное, — оборвал Лайонел и, покосившись на оскорбившуюся мышь, поинтересовался: — У меня получается?
Орми демонстративно отвернулась.
«Лучший ученик!»
В лобовое стекло светили лучи алого закатного солнца, пришлось надеть солнечные очки, чтобы не резало глаза.
Машина съехала с трассы и вскоре остановилась. Лайонел с газетой вылез и устремился по заросшей травой дороге, сияющей на солнце. Мышь летела рядом, наставляя:
«Поставь ее на место! Научи уважать себя! Будь с ней строг, наконец!»
Молодой человек пересек заросший участок и без стука вошел в дом. На веранде с круглым столиком, где посередине одиноко лежал огарок свечи, никого не было.
— Олило, это ты? — послышалось из комнаты. Дверь открылась и высунулась голова с мокрыми кудрявыми волосами.
— Лайонел, — изумилась девушка, запахивая легкий халатик и откидывая волосы за спину. Лицо с серыми дождливыми глазами осветила улыбка, Катя сделала шаг вперед и нерешительно замерла.
Глядя на нее, столь юную и, казалось, невинную, Лайонел ощутил прилив такого бешенства, что с трудом заставил себя говорить спокойно:
— Ты одна?
— Да, — кивнула она. — Йоро с Кирой поехали в лабораторию Венедикта, а Олило где-то бегает.
Волосы скатились по плечам на грудь, и прозрачные капельки заскользили с них на халат. Девушка вновь улыбнулась.
— Не поцелуешь меня?
Лайонел моментально приблизился к ней вплотную, грубо взял за руку и вложил в ладонь газету.
— После нее не хочется.
Тут он конечно лгал. Ему хотелось, вопреки сжигающей изнутри ярости, стоящая перед ним девушка вызывала два сильнейших чувства, прилив сумасшедшей нежности и чудовищное желание.
Серые глаза распахнулись шире, Катя дрожащими руками развернула газету и с минуту в ужасе смотрела в нее.
А когда подняла голову, молодой человек добавил:
— Похоже, поцелуи служанки, моя дорогая, тебе больше по вкусу!
Девушка хлестнула его по щеке и, швырнув газету к двери, приказала:
— Убирайся.
Лайонел остался на месте, растерянно поглядев на притихшую у входа Орми. Та уцепилась за верхний косяк и делала вид, что созерцает потолок.
Катя развернулась и ушла в комнату. Молодой человек последовал за ней. В небольшой спальне стояли три кровати, печь и шкаф. В углу висело старое зеркало, закрытое тряпкой.
Девушка сидела на одной из кроватей, рядом с ней на покрывале были разложены фотокарточки родителей, уродливой собаки и вырезки из газет и журналов, где был изображен он. В открытом альбоме какие-то портреты и фотокарточки были уже наклеены.
Лайонел нервно провел ладонью по волосам. Неожиданно ему показалось, будто в комнате сделалось слишком жарко. Таким дураком он не чувствовал себя даже на представлении Вио Ламберта из корпорации «Кровавые игры». Сейчас молодой человек сам толком не мог понять, как ему только в голову пришло заподозрить эту девочку не просто в измене, а в лесбийской связи со своей служанкой. Ничего нелепее и представить было невозможно.
Лайонел приблизился к кровати и, наклонившись, прикоснулся губами к макушке девушки. От мокрых волос исходил тонкий аромат земляники. Катя уперла руки ему в грудь, пытаясь оттолкнуть.
— Послушай, — вздохнул молодой человек, поднимая ее на ноги и усилием воли заставляя смотреть на себя.
— Как ты мог поверить! — возмущенно воскликнула она.
Он погладил ее по щеке.
— Я кое-что не рассказывал тебе о Ксане и обо мне.
Катя вопросительно вскинула брови.
Лайонел отступил к двери, пообещав: «Я вернусь ближе к ночи и объясню», затем спешно вышел из дома и зашагал к своей машине.
Когда мышь приземлилась ему на плечо, он сквозь зубы процедил:
— Ну спасибо тебе, черт дери, советчица!
Мышь нахохлилась, укрывшись крыльями.
«А я что… мы с тобой, между прочим, смотрели в одну и ту же газету!»
В следующий час до дома она не произнесла ни слова, лишь хитро посматривала одним глазом. А он совершил несколько звонков, один из них был владельцу газеты Давыдову, с приказом немедленно изъять тираж.
Лайонел вошел в дом и первым делом устремился в комнату Ксаны. Служанка оказалась там, стояла возле стены, одетая в обтягивающее белое платье, с распущенными русыми волосами. Если бы за долгие годы не изучил ее так хорошо, молодой человек подумал бы, что та ждала гостей, но он прекрасно знал, ждала она его. В руках девушка сжимала большую садовую ромашку, с ярко желтой бархатистой сердцевинкой и длинными белыми лепестками идеальной формы.
Пару секунд они смотрели друг на друга, затем Лайонел тихо прикрыл дверь.
— Я предупреждал тебя держаться от нее подальше.
Ксана вздернула подбородок и насмешливо спросила:
— Разве она чем-то отличается от других? Мне казалось, тебе нравится наша игра! — Девушка сделала полшага ему навстречу. — Помнишь, зимой я отбила у тебя ту смешную блондиночку, которая называла тебя «котиком». Тогда ты пришел ко мне отпраздновать с бутылкой лучшей крови, ты смеялся, мы занимались любовью… что изменилось?
Молодой человек покачал головой.
— Позволить одной шлюхе подшутить над чувствами других моих шлюх, быть может, в нашей скучной вечности это и забавно. Я даже простил тебе Анжелику, полагая, что такая победа дорогого стоит. Три года ты обхаживала эту неприступную крепость. Я защитил тебя, когда Анжелика после вашей ночи требовала порвать тебя на лоскутки за твою шутку. Но сейчас, малыш, ты слишком неосторожно решила поиграть с моими чувствами. — Он холодно улыбнулся. — Все еще надеешься, мне станет смешно?
Девушка чуть отступила, прошептав:
— Ты забыл меня.