— Ничего особенного. Простудился. А потом наблюдал, как Надежда ушла. Как тебя твой кавалер галантно провожал… И я тебе прямо скажу — пьяная ты была, ну просто как свинья…

— Свиньи, между прочим, вообще не пьют, — сообщила я, потому что больше сказать было нечего.

— Это точно… Потому как у них ума побольше…

Я сердито шевельнулась, изображая, что хочу встать, но Стас чуть напряг локоть, и я угомонилась.

— Стас, а ребята выходили ночью из дома?

— Конечно… Этот.., твой и тот, что со шрамом. Коля вроде? — я кивнула. — И Ира выходила…

— В сад?

— В сад, в сад… К забору. Едва по ноге моей не прошла, но ничего не заметила. А вслед за ней и парень вышел. И тоже к забору. Вернулись вместе… Смотрю: в обнимку идут, хихикают… — Стас вздохнул.

Хорошо его зная, я понимала, что теперь он считает, что мог что-то изменить, спасти Ирку, которая совершенно не представляла, что, выйдя тайком к забору, подписала себе смертный приговор. И знать этого Стас не мог, потому как не видел того, что увидела тогда подружка.

— Пойми, Стас, твоей вины в Том, что случилось, нет.

Ни у кого из нас и в мыслях не было, чем все может закончиться. Даже если бы ты знал, что она успела там увидеть, — тут голос мой предательски дрогнул, но плакать было уже нечем.

— А ты знаешь, что она увидела?

Я кивнула:

— Простыря… Может, она, конечно, и не разглядела, что это был именно он, но это ничего уже не значило.

Жук застукал ее там, на телогрейках, и понял, что Ирка увидела, как привезли связного. Скорее всего, обращались с ним не слишком галантно… В подвале у Савченко я его пиджак нашла, кровью забрызган. Жук, наверное, ей сразу же наплел с три короба, но только ведь Ирка не дура. Поэтому и позвала меня вечером к себе… Эх, если б я только знала… Или она бы намекнула…

— Стаська, — позвал Стас и тихонечко потянул меня за подбородок, — Стаська, ну не надо… Ты же сама понимаешь…

Согласно мотнув головой, я всхлипнула и подалась ему навстречу. Он коснулся губами моего лба, потом виска, но это было прикосновение, а мне вдруг до смерти захотелось, чтобы это был поцелуй…

— А потом? — вздохнула я с досадой, плохо соображая, как же себя вести и что мне вообще нужно. — Что потом было?

— Они вернулись в дом, вскоре вслед за ними и мужики вернулись. Надежда около девяти утра ушла, ты часа через два… Ох, и злилась же Степанида Михайловна!

— Я помню, — буркнула я, но думать об этом не хотелось.

— ..Когда ты в очередной раз намылилась в окно…

— Почему в очередной? — Я вытянула шею, с подозрением вглядываясь в ухмыляющуюся физиономию. — На что ты намекаешь?

— На то, что ты повадилась по ночам болтаться где ни попадя… В предыдущую ночь на мальчика из окна свалилась…

— Я не свалилась… А откуда ты знаешь? — Впрочем, немудрено было догадаться. — Так ты слышал?

Стас фыркнул:

— Еще бы! Такой грохот! И пока ты на стуле дрыхла, я его чаем напоил и на автобус проводил…

— Да? — глупо переспросила я, решив больше не задавать вопросов.

— Да. И я все гадал: ты его записку сжуешь или еще чего… А ты ее под свитер сунула.

Я молчала.

— Вообще-то он хороший пацан оказался, этот Вовка.

Он мне кое-что порассказал, я тогда и сообразил, что ты, как всегда, вляпалась… Только задницу тебе надрать я не мог, потому как ты меня ненавидишь, видеть не можешь и все такое…

Сообразив, что я сегодня все-таки изловчусь и еще раз задам хорошего рева, он спохватился:

— Ну все, все… Извини… Так вот… Когда ты в очередной раз намылилась в окно…

— Стас, — не вытерпела я, — так ты был рядом с недостроенным коттеджем?

— Угу… Правда, понять, кто там еще и что они делают, не мог, потому как был снаружи… Потом, когда обошел со стороны веранды, тебя в углу увидел…

— Стас, ты кот, что ли? Темнота же была, хоть глаз коли…

Он пожал плечами:

— Да светло было… Тут я и понял, что они в ту комнату перейдут, где ты скрючилась… Пришлось камень бросить в кусты. А ты, между прочим, мимо меня пролетела, но даже и не глянула. Чувство благодарности у тебя заниженное… И пакет из тебя выпал… К Ире хотела переселиться?

Я уж и не знала, что сказать.

— Пакетик я на всякий случай подобрал. Домой вернулся, думал — все. Хоть высплюсь. Не тут-то было, слышу — опять шуршат!

Голос у Стаса вдруг стал раздраженным, и я быстро сообразила почему. В это самое время пришел Ефим с черной бархатной коробкой, и, после того, как я ее среди досок спрятала, мы с ним… Господи, вот дура я! Конечно же, Стас все видел. Потому и свет в доме зажег…

— Ну а утром.., сама знаешь. А почему ты в милиции не рассказала о том, что ночью видела?

Над этим вопросом я и сама голову ломала.

— Не знаю… Во-первых, мне никто не поверил… Ни Ефим, ни Надька… Хотела убедиться, что не чокнулась.

Джинсы грязные пропали, щетки тоже не было… Во-вторых — камни. Ефим сказал, изумруды…

— Стась… — укоризненно протянул Стас, — ну ты как маленькая… Какие это изумруды? Ты изумруды не видела?

— Он сказал, что необработанные. А необработанные я не видела. Откуда я могла знать? Я помочь хотела…

А ты их видел?

— Конечно, видел… Фуфло натуральное…

— Да, я знаю… — призналась я печально, — просто тогда у меня времени думать не было.

— На это он и рассчитывал. Понимал, что язык у тебя чесаться будет, вот и решил убрать подальше.

— А зачем подальше? Я все понимаю, одного понять не могу — почему он со мной возился?

— Как почему? А выкуп? — удивился Стас, а я выкатила глаза и, отстранившись, не мигая на него уставилась.

— Стас, ты что сейчас сказал?

— Здрастьте, — кивнул тот, — а из-за чего весь сыр-бор?

Я поняла, что мне необходимо хотя бы пару минут посидеть и подумать. То, что я сейчас услышала, меня оглушило. Вероятно, на лице у меня что-то отразилось. Стас пригляделся и спросил:

— Стаська, тебе плохо?

— Угу, — отозвалась я, потому что моя вера в человечество в очередной раз потерпела сокрушительное поражение. Гораздо приятнее было думать, что все это время Ефимом двигала роковая любовь, ан нет тебе! Сделав пару глубоких вздохов, я попросила:

— Расскажи…

— Я думал, ты знаешь… — словно извиняясь, торопливо буркнул Стас. — Короче, к вечеру следующего дня коробки в штабеле уже не было. Я только потом узнал, кто ее взял и твои грязные вещи заодно… То, что все это добром не кончится, я давно сообразил. Но в ту ночь ты сама себя переплюнула. Я думал, что ты сглупишь, даже колесо с «девятки» снял, но одним колесом тебя разве остановишь? — В голосе Стаса зазвучали нотки праведного гнева, и я потупилась. — Когда понял, что ты не угомонилась, решил плюнуть, поймать и надрать задницу и тебе, и кавалеру твоему.