Странная комнатка. Съёмная квартирка тёмного мага? А где тогда сам некромант? И зачем оставлять чародея в живых? Книгу-то он небось уже забрал.

Мартин осмотрелся, сумки нигде не было. Глаза тут же закрылись, изо рта вырвалось ругательство.

Он уже, было, хотел обратиться с вопросами к Вотану, но вдруг дверца скрипнула и открылась наружу, из комнаты. На пороге показалась тень, чёрные шторы тут же раздвинулись, в глаза ударил яркий полуденный свет, ослепив Мартина.

– Очнулся, наконец, – услышал он столь полюбившийся ему голос спутницы.

– Лили! – радостно заголосил он, тут же снова скривившись от боли в животе.

– Осторожно ты, – мягко сказала девушка, грустно улыбнувшись. – Рана серьёзная. Придётся нам побыть здесь какое-то время, прежде, чем отправиться дальше.

– И долго я уже так? – спросил Фламм.

– В отключке? Сутки. Не так уж и долго. Всё произошло вчера.

Она присела рядом, на край кровати, и гладила его по руке, нежно улыбаясь. Даааа. С таким лекарем он готов болеть хоть целую вечность!

– А где мы находимся? Что вообще случилось, после моей отключки?

– Мы в небольшой деревушке, к северо-востоку от того места. Не по пути, но что поделать, – пожала она плечами. – Одна из местных согласилась сдать мне две комнаты в доме за гроши, повезло. Здесь нас хотя бы не будут искать, если у того некроманта есть ещё сообщники. И как тебя вообще угораздило? Перейти дорогу Ордену Тьмы? Когда ты успел?

Она злилась, по-настоящему злилась, волновалась за него. Нужно было развеять обстановку, и юный чародей не придумал ничего лучше, как последовать её же примеру. Он просто развёл руки в стороны и сказал:

– Туата.

Лили вскинула бровь, губы её дрогнули, она отвернулась, прыснула, а затем рассмеялась во весь голос. Мартин смеялся вместе с ней, пока боль в животе не прервала его и не заставила сморщиться, аки изюм.

– Осторожно ты, – улыбаясь, гладила она его. – Туата, блин.

– А что случилось с некромантом? – серьёзно спросил Мартин.

– В смысле? – свела брови девушка. – Ты же его сам убил.

– Перед тем, как отключиться, я видел его; он стоял за твоей спиной. Я, когда проснулся, думал… думал… – голос Фламма дрогнул, и он отвёл взгляд. На глаза легла пелена.

– Тише-тише, – продолжая гладить его руку, причитала Лили. – Тебе просто привиделось. Мёртв он, некромант твой. А труп его я сожгла, на всякий случай. Знаю я этих некромантов. От них нельзя и пальца оставлять.

Чародей молчал. Неужто и вправду привиделось? А что, это многое объясняло. Тем более, раз Лили не ранена и с некромантом не сражалась. Он ведь тогда на грани обморока уже был, голова туго соображала. Наверное, и вправду морок был.

Мартин откинулся на подушки и тут же заснул.

Они пробыли в деревне ещё два дня, пока Лили не согласилась с ним, что он готов к тряске в седле. Целителем она оказалась весьма даже неплохим, вот только от шрама полностью избавиться не смогла. Но это ничего, будет ему памятью о его самонадеянности.

Конец своего последнего дня в деревне они провели на речке, располагающейся к северу от селения. Они снова купались нагишом, а потом встретили там же закат. После их близости Лили-то и решила, что к скачке в седле Мартин уже вполне пригоден.

Фламм хорошо запомнил те два дня в давно забытой, никому не известной деревушке, где-то в Серых землях. Это были прекрасные два дня и никогда он не чувствовал себя настолько живым, как тогда. Никогда прежде Мартин не ощущал такой радости от обычного сидения в кресле или простой прогулки по лесу. Он был влюблён и был любим. Он был счастлив.

Мы не будем описывать весь их путь до Цитадели. Скажем только, что молодые никуда не спешили (Лили оправдывала это тем, что Мартин ещё не отошёл от ран и лучше не проходить много миль за раз), часто останавливались в деревнях и городках, что встречались по пути, и добрались в Тон-Ма (самый южный и один из самых крупных городов Туата) за пять дней. Добрались спокойно и без приключений.

Тон-Ма резко отличался от всего, что видел Фламм до этого, как в землях Туата, так и в любых других. Высокие чёрные стены из камня венчались чёрно-красными стягами; на каждом шагу стража в полном тяжёлом доспехе, будто город ожидал нападения; торговать разрешалось только в крытых магазинах, уличная торговля была запрещена; ни одного памятника, фонтана или другого украшения в городе не существовало, а все кузнецы, травники и алхимики были на подотчёте; даже в тавернах соблюдалась некая тишина. Вонь, такая привычная для любого города, здесь чувствовалась куда сильнее, хоть и должно было быть наоборот.

– Здесь всегда так? – спросил чародей, когда немного огляделся.

– Тон-Ма – резиденция старшего принца Улима. – негромко ответила Лили. – Он крайне своеобразен. – Тут она бросила на него взгляд, который говорил о чём-то, что знают все местные. Видимо принц рос тираном или боялся нападения. – А ещё здесь отдыхают маги земли из Цитадели. Не все, конечно, но у них здесь есть своё заведение, не подчиняющееся законам Туата; правда это всё долгая история. Туата боятся магов земли, потому пока позволяют им балагурить.

– Пока?

– Посмотри вокруг, – обвела взглядом всё вокруг девушка. – Ещё немного и хрупкий мир между Цитаделью и Туата может рухнуть, как карточный домик. Но, с другой стороны, Цитадель помогает Туата, и нынешний король не хочет терять эту помощь.

– Но не его наследник, – понял Мартин.

– В точку, – улыбнулась ему Лили.

Они завернули на узкую улочку, идти бок о бок стало сложно и Фламм решил пойти позади, временно прервав беседу. Спешиться их заставили ещё на въезде в город, сказав, что верховая езда в пределах Тон-Ма – категорически запрещена. Благо, дороги здесь были куда лучше, чем в остальных городах Туата.

Свернув с одного проулка в другой ещё пару раз, девушка вывела их на широкую поляну (площадью это называть язык не поворачивался). Она прилегала к городской стене с восточной стороны, а прямо у стены, будто вырастая из неё, стоял довольно крупный трактир, откуда доносилась музыка и крики.

– Тот самый трактир? – догадался чародей.

– О, да, – широко улыбалась Лили. Быв здесь не в первый раз, девушка явно что-то предвкушала.

Но едва они вошли в сам трактир, улыбка Лили погасла, как задутая свеча. Она смотрела в дальний конец зала и все эмоции, делающие её самой собой, будто испарялись, вызволяя на свет какую-то