Замираю. Он не хочет, чтобы я уходила?

– Диана, обещаю, я расскажу тебе всё. Но чуть позже.

Меня это не устраивает, пробую вырвать руку из его захвата.

– Хорошо. Сейчас, – говорит ворчливым голосом, но всё же сдается.

Делаю шаг назад и вновь становлюсь возле него.

Он не отпускает мои пальцы и начинает их перебирать своими.

– Фотку… в общем… – тянет Давид, не решаясь мне признаться.

– И?

Делает глубокий вздох и смиренно произносит:

– Попросил твоего одногруппника сделать несколько кадров.

И стыдливо отводит взгляд.

А мне вдруг смешно становится, но я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться в голос.

Сам Давид снизошёл до просьбы к кому-то из моих сокурсников, это когда бы такое случилось?!

Израненное сердце начинает биться с удвоенной силой, а в груди разливается сладостный жар от осознания, что он всё ещё испытывает ко мне тёплые чувства и не старается их подавить в объятиях других девушек.

– Диана, – вновь поворачивается ко мне Дэв, – я много думал. И понял, что… в общем…– делает глубокий вздох. Он волнуется, поэтому и речь импульсивная и прерывистая, – вел себя х*ево с тобой. И прости меня за жесткие слова и… – добавляет тише, – действия. Не хочу оправдываться, но на тот момент я был уверен, что поступаю правильно. А сейчас, всё проанализировав, понял, как ошибался. Я осознал, что …

Вдруг раздаётся стук, в дверь и в палату входят родители Дэва.

Я резко выдёргиваю свою руку и завожу за спину. Отхожу от Давида, и быстро проговорив:

– Ладно, выздоравливай, Давид. Я пойду. До свидания, – прощаюсь с его родителями и уже у дверей слышу:

– Дианочка, подожди.

– Нана, оставь пока девочку. Нам надо поговорить с Давидом, – у старшего Аюнца бархатистый уверенный голос. Сразу понятно, кто глава семьи.

С благодарностью взглянув на него, покидаю палату.

После предупреждения Давида о его маме мне почему-то страшно оставаться с ней наедине.

Вернулась к крестным. Они всё так же сидели на диванчике, и присоединившись к ним, стала ждать перевода Саши в палату.

Наступило утро понедельника. Тётя с дядей хотели меня отправить на учёбу, но я, поняв, что занятия всё равно пролетят мимо моих ушей, решила остаться, хотя староста и сказал, что могут быть проблемы. Саша не является моим кровным родственником, и моё нахождение с ним в больнице не считается уважительной причиной. Но это для них, не для меня.

Уже десять утра, и мы ждём обхода врачей.

Вся ночь прошла в подслушивании тишины и ожидании под дверью палаты Саши. Но ничего нового не принесла, он спал. А ещё, к счастью для нас, в эту ночь больше никого не привозили, и поэтому нам позволили ждать тут же.

Когда в предоперационную вошли трое мужчин в белых халатах, мы как по мановению волшебной палочки все вместе подскочили со своих мест и направились к ним. Но до осмотра больного они ничего не могли сказать и скрылись за дверьми его палаты, а мы вновь стали с волнением отсчитывать каждую секунду до их появления.

Пока врачи были у Сашки, к нам в предоперационную пришёл Давид. На нём светло голубая рубашка, которая прикрывает голые плечи, но перебинтованный торс всё же скрыть не получается. Мелкие порезы на коже шеи при свете дня больше бросаются в глаза, и ссадина на лице сегодня более отчётливая. Его поддерживает за локоть парень, который смутно мне кажется знакомым. А присмотревшись, я вспомнила, где видела его раньше. Это брат Дэва, медик, – Даниэль, мы к нему заезжали после случая с Соней и пацанами из детдома. Тетя оборачивается на шум и, заметив парней, быстро прикрывает рот, но с её губ всё же успевает сорваться полный сострадания возглас. Её глаза наполняются слезами, когда она видит, как, превозмогая физическую боль, к ней пытается подойти Давид.

– Тётя, как он? – слегка опустив голову, спрашивает Дэв у родителей Саши. И в этом вопросе столько невысказанного и горького чувства вины. В уголках его глаз я замечаю слёзы, и сама, прикусив нижнюю губу, стараюсь не расплакаться.

Глаза тёти наполняются влагой, она подходит к нему и заключает в материнские объятия, и легонько хлопает его по спине.

– Ты не виноват, сынок, не стоит, – её голос сломлен, она делает паузу, чтобы вновь взять себя в руки. Пытается приободрить Давида, а сама держится из последних сил, чтобы не зареветь. – Это не ты, милый. Это не ты.

Слышу надрывной голос Дэва:

– Это я, это всё я. Если бы не я, Саня не лежал бы сейчас тут, – его плечи содрогаются от плача, – я так виноват перед ним, так виноват… и перед вами… Мне никогда не искупить свою…

– Не говори глупостей, Давид, – к этим двоим подошёл дядя Саша и приобнял обоих одновременно. Его голос выдает плохо скрываемые чувства сожаления, что не смог уберечь, что тоже недосмотрел, не понял. – Мой сын настоящий мужчина, и я горжусь его поступком. И… – закатив глаза к потолку, делает паузу в своей речи дядя, – и не надо. Всё будет хорошо. Врачи дают положительные прогнозы. Сейчас Сашка очнётся и всем нам навешает за то, что не поверили в его силу и сразу подумали о плохом.

Непрошеные слёзы вновь застелили мои глаза. Не сдерживаюсь, делаю шаги и тоже обнимаю эту троицу. Меня потряхивает от избытка чувств, что заполнили мою душу и тело. Мы вчетвером сейчас одна семья, нас сплотило общее горе и общая надежда на счастливый финал для дорогого и любимого нами человека.

– Так, что здесь происходит? – слышим из-за спины. Разомкнув объятия, мы все уставились на вышедшего из палаты Саши врача. – О-оо, сырости сколько развели. А всё попусту. Все с вашим парнем хорошо. Очнулся он! Ступайте, приведите себя в порядок. Сейчас переведём в палату, там увидите своего героя. Давайте, освобождайте проход. Ему нельзя переутомляться. Поэтому старайтесь его лишний раз не волновать.

– Доктор, как он?

– Физически – никаких претензий, изменений нет. Тут поможет только время. На мозговую активность провели тесты, всё нормально. Есть сотрясение мозга, но это лечится покоем.

Искренние слёзы радости льются из наших с тётей глаз, мы кидаемся и обнимаем друг друга, мужчины тоже обмениваются крепкими рукопожатиями. Краем глаза замечаю, как Давид морщится от боли, но в то же время не ослабляет хватку и так же крепко и душевно отвечает на объятия тёти с дядей.

Повернувшись к нему в порыве радости, на мгновение стопорюсь, тогда он тянет меня за руки и сам заключает в свои объятия.

– Я так рад, Тереза. Я так рад.

Поднимаю на него счастливые глаза и тону в зелени его взгляда. Он зачаровывает меня, и я пропадаю для мира на несколько секунд.

До тех пор, пока тётя не начинает суетиться.