Толчок был дан, и теперь, казалось, ничто не остановит продвижение Карла. Войску, пришедшему на помазание, англичане могли противопоставить лишь ничтожные гарнизоны. Совет Бедфорда был в растерянности; регент выпрашивал в Англии подкрепления, которых бы как раз хватило для усиления оккупационной власти в Нормандии, чтобы спасти от крушения хотя бы ее. Особенно он боялся отпадения Парижа; рассчитывая польстить симпатиям населения к бургундцам, он 29 августа передал управление столицей Филиппу Доброму, который вовсе не рвался лично руководить обороной, потому что как раз вел с королем переговоры о перемирии на несколько месяцев, которое распространялось бы на все территории к северу от Сены. В этой ситуации действия Карла VII, пусть нерешительные и непоследовательные, выглядели как ряд блестящих побед. На следующий день после помазания он получил изъявление покорности от Лана, вступил в Суассон. Потом через Шато-Тьерри он направился на Бри, принимая повсюду новые капитуляции, но намереваясь вернуться в Берри. Небольшой английский отряд преградил ему путь. Он со всем войском повернул в Валуа, где ему сдался Санлис, и занял Компьень, доверив его охрану Гильому де Флави. Потом он пошел на Париж и на несколько дней остановился в Сен-Дени. В его армии не хватало осадных материалов. Но Жанна, всегда верившая в свою звезду, считала, что столицу, где пробургундски настроенные горожане не были готовы сдаться, можно взять приступом. Штурм был устроен 8 сентября с западной стороны, близ ворот Сент-Оноре; он не удался. Жанна, хоть и была ранена, призывала его повторить. Капитаны и король приняли другое решение. Они увели войско за Луару, на юг; кампания уже шла почти три месяца, для тех времен — долго, и армию распустили.

Несмотря на неудачу под Парижем, военные результаты похода были не менее значительными, чем политические успехи. Шампань, Бри, Суассонне, Валуа и даже окрестности Парижа легко подчинились арманьякам, до сих пор ненавистным местному населению. Пикардия не пожелала бы лучшего, чем последовать их примеру, если бы королевская армия появилась в ней. Но через все эти земли они лишь прошли, оставив небольшие гарнизоны и в качестве королевского наместника — архиепископа Реньо Шартрского, который устроил себе резиденцию в Суассоне. Ничто не было подготовлено ни на случай возвращения англичан с большими силами — впрочем, в тот момент это было маловероятным, ни на случай нападения бургундцев, неминуемого по истечении перемирия. В окружении короля шла борьба за Деву, влияние которой ничуть не уменьшилось. Вместо того чтобы отпустить ее с Алансоном, продолжавшим войну в Иль-де-Франсе, Ла Тремуйль, завидуя «милому герцогу» и афишируя враждебность к бургундцам, чтобы удержаться на своем месте, отправил ее атаковать Ла-Шарите, город, все еще обороняемый Перрине Грессаром[121]. Но здесь предстояло иметь дело не с деморализованными гарнизонами, как под Орлеаном, и не с мирными и трусливыми горожанами, как в Шампани. Осада, которой руководили Людовик де Бурбон, граф Вандомский, и Карл д'Альбре, сын бывшего коннетабля, предпринятая уже зимой, не дала ничего; перед Рождеством ее пришлось снять.

Королевская казна, опустевшая после затрат, которых потребовал поход на помазание, не могла в 1430 г. финансировать новую экспедицию. Как столь часто бывало в прошлом, надежды возлагались на верные гарнизоны и на кое-какие банды наемников, плохо оплачиваемые, но возмещавшие эту потерю за счет жителей. Жанне позволили оказать содействие именно капитанам этих отрядов. С марта ее можно было видеть среди участников их набегов — на Мелён, на Ланьи, на Санлис. Ее присутствия было недостаточно, чтобы гарантировать успех; она не могла помешать Суассону сдаться врагу. У Бедфорда, в свою очередь, почти не было войск. Его звезда меркла; в марте в Париже был раскрыт заговор в пользу дофина, где было замешано более пятисот человек. Поэтому более, чем когда-либо, регент нуждался в герцоге Бургундском, который, как обычно, с готовностью принимал плоды своего двурушничества: 8 марта Филипп добился от Ланкастеров передачи ему в апанаж дополнительно Шампани и Бри, с тем, однако, чтобы он их завоевал.

Поэтому по окончании перемирия, в апреле, главный удар был нанесен бургундцами. Поскольку король Франции не передал своему бургундскому кузену, как оговаривали условия перемирия, крепость Компьень, то Филипп поручил своему капитану Жану Люксембургскому, брату епископа Теруаннского, захватить ее силой. Захватив кое-какие подкрепления, Жанна 13 мая бросилась туда. Осаждающий, еще не замкнув кольца окружения, расположил свои войска отдельными группами на западном берегу Уазы. Через десять дней была организована вылазка с участием Жанны, чтобы захватить одну из этих групп врасплох. Французы, увлекшись грабежом, замешкались и дали время врагу собрать свои войска, отчего тот обратил их в бегство и резко бросился в погоню. Чтобы вместе с его людьми в крепость не проникли и англо-бургундцы, Гильом де Флави был вынужден запереть ворота прежде, чем вернется весь отряд. Жанна, не понявшая причин отступления, отстала; она была захвачена одним бургундским рыцарем и передана Жану Люксембургскому.

Весть об этом очень быстро дошла до буржского короля. В землях на Луаре она вызвала ошеломление и подавленность. Как водится в подобных случаях, пошли разговоры об измене, раздавались обвинения в адрес королевских советников. Но, несмотря на все их мелочные свары, Жанна была им слишком полезна, чтобы они могли намеренно отправить ее на гибель. В защиту пленницы произошло несколько трогательных выступлений народа и клириков, никак, естественно, не повлиявших на события. Среди англо-бургундцев, в Париже, где тон задавал кабошьенски настроенный университет, в Руане, откуда теперь на всякий случай управляли королевством Бедфорд и его совет, раздались, наоборот, крики радости и призывы к отмщению. Магистры университета написали герцогу Бургундскому, попросив его выдать пленницу инквизиции, имевшей право сжигать еретиков. Пьер Кошон в качестве епископа Бовезииского требовал отдать ее под его церковный суд, потому что Жанна попала в плен на территории его епархии. Он, конечно, не склонил бы к этому ее тюремщиков, если бы одновременно в качестве советника английского короля не предложил последнему купить ее за десять тысяч ливров, взяв их из субсидий, вотированных Штатами Нормандии. Жан Люксембургский был небогат. К середине ноября, когда посланные дофином подкрепления вынудили его снять осаду с Компьеня, он согласился на сделку. Жанна после пребывания в разных замках, побывав в заключении в Аррасе, была через Дрюжи, Ле-Кротуа, Сен-Валери и область Ко перевезена в старинную цитадель столицы Нормандии. Англичане, считая церковные тюрьмы не слишком надежными, предпочли стеречь ее сами.

После того как пленение Девы, казалось, положило конец цепочке катастроф, политика Бедфорда приобрела более четкие очертания. Прежде всего надо было нейтрализовать моральный эффект коронации в Реймсе. Генрих VI был законным, но некоронованным королем Франции. Крайне спешно решили его показать континентальным подданным. В начале июня 1430 г. этот ребенок со своими английскими советниками и опекунами поселился в Руане. Официально регентство Бедфорда кончилось — король правил сам, и герцогский совет преобразовался в королевский. Потом решили провести коронацию. Но Реймс оставался недоступным, а его архиепископ держал сторону Валуа. Вот почему, вопреки почитаемому обычаю, церемония прошла 17 декабря 1431 г. в Париже, в соборе, подчиненном простому епископу, а не в центре архиепископства, освященном памятью святого Ремигия[122]. Этого хватило, чтобы в глазах набожной толпы помазание, миро для которого брали не из священной мирницы, стало недействительным. Когда Генрих VI после двадцати месяцев пребывания во Франции вернулся к себе на остров, он не приобрел ни одного дополнительного приверженца и не подогрел энтузиазма собственных сторонников.