— И что?

— Мой эксперт — Анна Банан. Повестку, разумеется, выпишут Анне Смит. Вы знакомы с этим экспертом?

Брейди удалось сохранить на лице бесстрастную маску, но его выдала задергавшаяся верхняя губа. Он взял со стола скрепку, разогнул ее в прямую проволочку.

— А я здесь при чем?

— Я намерен приобщить к делу ее картотеку. Как имеющую самое непосредственное отношение к данному судебному разбирательству.

— Вы блефуете. Вам не удастся вытащить ее в суд.

— Однокашник Лефковича по юридическому факультету работает в окружной прокуратуре Манхэттена. У этого однокашника собрано объемистое досье на Анну Банан, но в своем великодушии он дозволяет даме продолжать свое довольно эксцентричное занятие. Для нее это существенно, а потому мы полагаем, что она с радостью даст показания. За вознаграждение, разумеется. Я убежден, что нормальный секс и извращения она разделит куда более профессионально, чем любой психоаналитик. Ей также есть что рассказать о мужчинах, которые насилуют вместо того, чтобы платить за свои особые сексуальные желания.

— Вы закончили, Томасси?

— Есть у нас и второй свидетель, который, правда, обойдется дороже. Но мой клиент готов оплатить проезд из Амстердама и обратно.

Брейди, несомненно, думал о том, найдет ли он человека, который сможет переломать мне руки и ноги, разумеется, за вознаграждение.

— И Лефкович, несомненно, пригласит доктора Коха.

— Этого сукиного сына!

— Ну почему так грубо?

— Я слышал, что он отъявленный сукин сын.

— А вы слышали, что ему удалось задержать вора?

У Брейди дернулась щека, когда я коснулся глаза. Я понял, что ему все известно.

— Томасси, не понимаю, с чего вы выкатываете тяжелую артиллерию. Кто-то кого-то трахнул, пусть и без взаимного желания, но эта дамочка поднимает такой шум, будто на карту поставлены сто миллионов долларов.

— Я бы хотел, чтобы вы характеризовали моего клиента иначе.

— Я забыл, что вы побывали там же, где и Козлак.

— Анна Банан, Амстердам, Кох. Интересный подбор экспертов, не так ли?

— Ваше предложение, Томасси.

— Козлак признает себя виновным. Никакого суда. Задаток остается у вас. Я могу уговорить Лефковича на изнасилование первой степени с отягощающими обстоятельствами.

Брейди согнул проволоку в круг.

— Просто причинение вреда.

— Не смешите меня, Брейди. Ее отец адвокат. Он послал ее ко мне. Я не могу допустить, чтобы гора родила мышь.

— Я обсужу со своим клиентом изнасилование второй степени, без отягощающих обстоятельств.

— Благодарю. Между прочим, Брейди, вы защищаете и смотрителя?

— Нет.

— А кто его защищает?

— Не знаю. Он что-то говорил насчет «Правовой помощи».[35]

— У меня есть ощущение, Брейди, что смотритель не знал о замыслах Козлака.

— Вы шутите? Козлак сказал мне, что этот парень перетрахал половину женщин, живущих в соседних домах. У смотрителя, похоже, это получается даже лучше, чем у молочника.

— Если он все получал по взаимному согласию, с чего ему захотелось насиловать эту Уидмер? Скорее всего, он пошел с Козлаком, полагая, что дама возражать не будет.

— Почему вы вспомнили о нем, Томасси? Вам же не придется звать его в свидетели. Говорю вам, Козлак признает себя виновным.

— Я и не собирался, Брейди. И вспомнил его совсем по другому поводу.

На улице я потянулся, довольный собой. Франсине не придется проходить через всю эту грязь. И я не буду терять нервные клетки, наблюдая, как Лефкович допускает ошибку за ошибкой. А мне останется лишь убедить Франсину съехать с ее квартиры. Американская система правосудия позволяла убить одним выстрелом двух зайцев.

Икс оказался прав. Баттерболла не предупредили о замене, и он узнал о том, что дискуссию придется вести со мной лишь во вторник, по прибытии в радиостудию. Не обошлось без накладок. Почему-то Баттерболл решил, что Икса заменит Томасси. Наш хозяин, Колин Чэпмен, даже испугался, что Баттерболл повернется и уйдет. Но паниковал он напрасно. Баттерболл не устоял перед искушением обратиться к аудитории, которая ничего не могла сказать в ответ. И уселся в кресло, смирившись с предложенной ему чашечкой кофе и очередной порцией американской грубости. Это же надо, выставить против него женщину! Вслух он ничего не сказал, но все и так читалось по выражению его лица. Зато я получила двадцать минут райского наслаждения.

Джорджа увели за стеклянную перегородку, к звукооператору, Колин Чэпмен чуть разогрел нас парой-тройкой вопросов, прозвучал контрольный сигнал, и мы вышли в эфир. Он объявил тему дискуссии и немедленно передал слово Баттерболлу, который поведал публике, что всего два дня тому назад он был дома и за каких-то восемь часов (разумеется, проведенных в салоне первого класса) самолет перенес его из Африки в Нью-Йорк. А за те немногие часы, что разделяли его появление в Америке и радиопередачу, он шесть раз говорил по телефону с министром, оставшимся в его родной стране. Колин Чэпмен пару раз попытался превратить монолог в диалог, но сработало лишь одно средство: я с чувством произнесла: «Господин посол», — и закрыла микрофон ладонью. Вот тут Баттерболлу пришлось дать высказаться и мне.

Собственно говоря, именно в этот момент он и заметил меня.

— Господин посол, — повторила я, — я представляю себе сжимающийся мир несколько иначе. В последние десятилетия мы стали свидетелями появления многих государств на континенте, которые господин посол зовет своим домом, и в каждом народившемся государстве мы наблюдали разрастание правительственных учреждений, появление все новых управлений и комитетов, в которых работали, ничего не производя, десятки и сотни людей. Шел неконтролируемый рост одной из самых коварных сил в современном мире.

Я искоса глянула на стеклянную перегородку, чтобы убедиться, что Джордж не спит и внимательно меня слушает.

— Что же это за сила? — тут же спросил Колин Чэпмен.

— Бюрократия, — ответила я, указав на Баттерболла.

— Дама желает использовать этот уничижительный термин, говоря об администрации, которая необходима для нормального функционирования государства.

— У дамы есть имя и фамилия, господин посол, — бросила я.

— Франсина Уидмер, — тут же представил меня Колин Чэпмен.

— Африка нашла себя, — изрек Баттерболл.

— Что сие означает, господин посол? Вы хотите сказать, что Африка нашла себя, разделяясь на все меньшие и меньшие по территории и численности населения государства, каждое из которых тут же обзаводится собственной администрацией? И процесс в нашем сжимающемся мире закончится тем, что мы вновь придем к трайбализму[36]прошлого, только теперь у каждого племени будут свои почтовые марки?