Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А на посошок?… – глядя ей вслед, обиженно крикнул Моржов.
Розка и Сонечка, оказывается, уже стояли за спинами Моржова и Щёкина.
– Моржов, отними у него оружие! – истерично завопила Розка.
Щёкин снова целился в костёр. Моржов схватил Щёкина за руку, вывернул из щёкинской ладони пистолет, щёлкнул предохранителем, встал и засунул ПМ теперь уже себе под ремень.
– А дальше пора спать, – распорядился он. – Война закончилась, всем спасибо.
– Откуда у вас пистолет? – гневно налетела на Моржова Розка.
– Я его у Сергача спёр, – ответил Моржов. – Зачем ему сразу четырнадцать?
– А если бы сейчас убили кого? – напирала Розка.
– Розка, блин! – с чувством сказал Моржов. – Не фиг здесь сидеть было, когда эти уроды приехали! Уходить было надо! Не хочешь конфликта – не заигрывай с кем попало! Тем более – с местными ублюдками, ночью, за городом и без защиты! Тоже мне маркиза де Помпадур! Вперли бы вам с Сонькой по четыре полена во все дырки, так, может, ума-то бы и прибавилось! Ты где живёшь? Ты, бля, в России живёшь! Шаг в сторону – и пиздец, поняла? Скажи ещё спасибо Щекандеру, что пришёл и всех разогнал!
– Моржов, ты хамло! – отчаянно крикнула Розка и отвернулась.
Сонечка села на бревно, уткнулась лицом в колени и заплакала. Моржов шагнул к ней и нежно погладил по голове, потом опять подхватил Щёкина за бока, поставил на ноги и сунул себе под мышку.
– Идите спать, девчонки, – сказал он напоследок. – Честное слово, поздно уже.
Он поволок Щёкина по тропинке к спальному корпусу.
– Б-рис, отдай пс-толет… – бормотал Щёкин из-под руки Моржова. – Б-дет грж-нская война, я за б-лых воевать п-ду… За крс-ных уже в-вали, ни хрена хор-шего не пол-чилось…
Когда Моржов затащил Щёкина в холл, у стенда «План эякуляции» стояла Милена. Она была в лёгких ночных шортиках и в маечке, поверх которой накинула куртку.
– Что стряслось? – тревожно спросила она. – Стреляли, что ли?
– Это в костре петарда Гонцова хлопнула, – сказал Моржов. – Всё нормально, Милена. Иди спать.
Кажется, он впервые обратился к Милене на «ты».
Над Троельгой завис дождь, покрыл её собою, будто при соитии. Длинными прозрачными пальцами он нежно гладил стёкла окошек, как эрогенные зоны, сладостно шептал в траве, трепетал в кустах тихим блаженством. Талка от истомы закрыла глаза, а Матушкина гора со всхлипом потеряла дыхание ветра. Только мокрый, суровый ельник стоял всё так же строго и вертикально, словно монастырь.
Упыри, Наташа Ландышева и Серёжа Васенин сидели на веранде под крышей и резались в карты. Моржов, Щёкин, Костёрыч, Сонечка, Розка и Милена пережидали дождь в холле жилого домика. Все принесли себе по стулу, а неимущий Щёкин приволок тумбочку. Скрестив руки на груди, Розка в клубах испарины встала в раскрытых дверях холла и следила за упырями.
– Кто научил их в карты играть? – недовольно спросила она.
– Я, – спокойно признался Моржов. – Но это хорошая игра – покер. В неё удобнее всего играть вшестером.
– Ну и что? – не поняла Розка.
– А то, что мальчишки всегда гонят Серёжу и Наташу из своих игр. А вот теперь – нет, потому что с Серёжей и Наташей им интереснее.
– Самый умный, что ли? – фыркнула Розка Моржову.
– Из вас, Борис Данилович, наверное, получился бы неплохой педагог, – заметил Костёрыч.
– Вряд ли, – дипломатично ответил Моржов.
Он не представлял, как растить детей такими, какими они должны быть. Он мог бы только штамповать из них новых Моржовых.
Не расцепляя рук, Розка прошла по холлу и уселась на свой стул.
– Осенью, – веско и зло сказала она, – в МУДО вообще никаких педагогов не будет. Ни хороших, ни плохих.
– Роза Дамировна, не надо кликушествовать, – мягко осадил Розку Костёрыч.
– Вам всем хочется, чтобы я молчала! – тотчас заявила Розка. – Чтобы всё тихонько и спокойненько было! А потом Шкиляева – р-раз! – и вышибет всех!
– Какая Шкиляева? – изумился Моржов. – Вы кляузу послали? Послали. Осенью Шкиляева уже будет на панели торговать своим непривлекательным телом.
– Чего ты издеваешься? – полыхнула Розка. – Сам-то вообще ничего не сделал!
– Сделаю ещё, – пообещал Моржов. – Я молодой.
– Иди! Делай! Рисуй нам сертификаты! Чего сидишь-то?
– Дай хоть покурить, – обиженно ответил Моржов.
Он встал, доставая сигареты, и занял Розкино место в дверях.
– А я почему-то верю, что Борис Данилович выполнит всё, что пообещал, – призналась Милена.
– Ага, – скривилась Розка. – Вы поверьте ему – он вам и не такое ещё наобещает.
Моржов посмотрел на сердитую Розку. Розка явно выбрала его в качестве объекта наездов. Почему? Ведь он не самый удобный для таких вещей объект. Щёкин удобнее, потому что лентяй и выпивоха. И Костёрыч удобнее, потому что безответный. Да ведь и Розка сама же целовалась с Моржовым в кухоньке… Не-е, всё не случайно. Может, Розкины атаки – это провокация Моржова на несимметричный ответ?…
– Не преувеличивайте, Роза Дамировна, – мягко попросил Костёрыч.
Розка в досаде махнула на всех рукой и отвернулась к окошку, за которым в ритме неспешного акта кивали зелёные ветви. Розка и сама нервно покачивалась, словно воцарившееся отсутствие партнёра переполняло её потенциальной энергией, которую уже пора переводить в кинетическую, а то Розка лопнет. Розка снова развернулась к аудитории.
– Всё равно Шкиляева всех выгонит! – выдала она обычное своё заклятие. – Я вчера была в МУДО…
Каждое посещение Розкой МУДО заканчивалось каким-нибудь апокалиптическим известием: того-то уволили, там-то авария, тут новая закавыка…
– Тебя в городе чего всю дорогу в МУДО тащит? – перебивая, спросил Розку Моржов. – Там что, тебе мёдом намазано?
– Я мать-одиночка! – гневно крикнула Розка. – У меня в Ковязине ребёнок у бабки!
– А бабка в МУДО живёт, у Шкиляихи за шкафом? Розка открыла рот, чтобы разораться, но успела подумать.
– Ты, Морж, меня не сбивай! – отрезала она и опять обратилась к публике: – Так вот!… Шкиляева мне сказала, что к осени закроют все кружки, которые дублируют школьную программу!
Розка про это уже говорила, но, видимо, в прошлый раз осталась неудовлетворена произведённым эффектом.
– Это уже точно? – строго спросила Милена.
– Не может быть, – недоверчиво добавил Костёрыч.
– Может! – торжествующе крикнула Розка. – Вас, Константин Егорыч, попрут! И тебя, Милена! И тебя, Опёнкина!
– А меня?… – жалобно и просительно воскликнул Щёкин: мол, всех попёрли, а его забыли? Не уважают, значит?!.