Он по-прежнему ничего не говорит, но медленно и неохотно позволяет мне подвести себя к ближайшему стулу.

Как только я усаживаю Джексона на стул, ко мне подбегает Мэйси, вся в слезах, и обнимает меня за шею:

– О боже, Грейс! Ты не пострадала?

– Нет, нет, со мной все хорошо, – отвечаю я, пытаясь высвободиться из ее объятий. Неужели они с Джексоном не видят, что из нас двоих пострадал именно он? Конечно, может быть, вампирам кровотечение нипочем – чего не знаю, того не знаю. Но лично меня это напрягает.

Я достаю из комплекта антибактериальную салфетку и осторожно прижимаю ее к его щеке. Он даже не морщится. И не шевелится вообще, а просто продолжает с каменным видом смотреть вперед. Я тщательно очищаю его рану, удостоверяюсь, что там нет осколков хрусталя, затем выдавливаю на его щеку мазь и сверху наклеиваю бактерицидный пластырь. Не знаю, нужна ли ему эта мазь – могут ли вампиры страдать от инфекций? Но он не останавливает меня, как и Мэйси, так что надо полагать, даже если в мази нет необходимости, она ему не повредит.

Теперь в кафетерии полно взрослых – учителя осматривают учеников в поисках порезов и пытаются поскорее выпроводить их из зала. Но делают они это на редкость тихо, а я вообще не обращаю на них внимания, переключившись на рваную рану на руке Джексона.

Наверняка она не так страшна, как кажется на первый взгляд, думаю я, ведь крови из нее вытекло немного, да и та уже свернулась. Вероятно, не только в их яде имеется быстродействующий коагулянт. Но я все равно очищаю эту рану так же тщательно, как и порез на его щеке. Странно, что никто из учителей не подошел к нему и не попытался отвести к медсестре, но, возможно, тут есть такие ученики, кто пострадал сильнее, хотя я их и не видела, говорю я себе.

И только когда я заканчиваю бинтовать его руку и делаю шаг назад, до меня доходит, почему никто из учителей так и не приблизился к нему. И почему в зале так тихо, несмотря на то, что произошло.

Вокруг нас стоят пять членов Ордена.

Они находятся в нескольких ярдах от нас, но через это кольцо смогла просочиться одна только Мэйси. Правда, остальные и не пытаются, разве что Флинт вроде бы хочет проникнуть внутрь периметра, но путь ему преграждает Байрон. Все прочие же просто стоят, смотрят и, кажется, ждут – вот только чего?

Жутковато осознавать, что все они ожидают чего-то такого, чего я не понимаю, и сердце у меня падает, а по спине бегут мурашки. Может быть, я что-то сделала не так? Но что? Не могла же я просто стоять и смотреть, как из его порезов вытекает кровь.

– И-извини, – запинаясь, говорю я, складывая мой комплект оказания первой помощи. – Наверное, мне не стоило это делать.

– Не извиняйся, – рычит Джексон, вставая. – И не пригибай головы. Никто здесь не имеет права ничего тебе говорить.

– Я просто хотела помочь. И поблагодарить тебя за то, что ты спас меня.

– Мне бы не пришлось тебя спасать, если бы ты осталась в своей комнате, где тебе и следовало быть. И где я сказал тебе сидеть. – Последнюю фразу он произносит сквозь зубы.

Я обижаюсь на эти его слова: «где я сказал тебе сидеть», но, поскольку он все еще немного дрожит, я решаю не делать из этого проблему. Пока. И вместо этого объясняю:

– Нам с Мэйси хотелось есть. К тому же, когда мы выяснили, что это был за укус, нам стало ясно, что мы вполне можем спокойно пойти на завтрак. Оказывается, школьная медсестра…

– Люстры не отваливаются и не падают сами собой, – перебивает меня он. – Как и сучья деревьев.

– Тот сук переломился из-за сильного ветра.

– Только в этом зале по меньшей мере две сотни человек, способных вызвать такой ветер. И почти столько же способных свалить эту люстру. – Теперь он говорит тихо, так тихо, что мне приходится напрячь слух, хотя он стоит сейчас прямо передо мной. – Я пытаюсь тебе сказать, но ты не желаешь меня слушать. Кто-то пытается убить тебя, Грейс.

Поначалу до меня не доходит смысл его слов. А когда доходит, мне не сразу удается сформулировать ответ.

– Убить меня? – шепчу я, чувствуя, как екает мое сердце и мороз пробегает по спине. Вернее, пытаюсь шептать, поскольку мне сейчас нелегко не срываться на писк.

Запищав, я почувствовала бы себя неловко, но утро сегодня и в самом деле выдалось тяжелым, и удары сыплются на меня один за другим.

– Это же нелепо, – говорю я, вытирая о юбку вдруг повлажневшие ладони. – Зачем?

– Этого я еще не знаю.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь утишить неистовое биение моего сердца и унять панику, которая захлестывает меня. Получается не сразу, но в конце концов это все-таки удается мне в достаточной мере, чтобы ответить:

– Но ведь это не имеет смысла. Какой от меня может быть вред? Я же безобидна.

Особенно в этой школе. Я не представляю опасности и в самой обычной школе, не говоря уже о Кэтмире, где четверть обитателей могут летать и извергать огонь.

– Я мог бы много чего сказать, давая тебе характеристику, Грейс, но безобидной я бы тебя не назвал. – Он оглядывает зал, сощурив глаза, но что сейчас читается в его взгляде – раздумье или предостережение, – я сказать не могу. – А если это понимаю я, то понимают и они.

– Джексон. – Я обхватываю себя руками и начинаю раскачиваться с пятки на носок, одновременно пытаясь убедить его прислушаться к голосу здравого смысла. – Не может же быть, чтобы ты в самом деле верил, что меня хотят убить. Ты просто расстроен из-за того, что нас чуть не прикончила эта люстра, и не можешь мыслить здраво.

– Я всегда мыслю здраво. – Похоже, он хочет еще что-то сказать, но тут его внимание привлекает нечто, находящееся над моим плечом. Его глаза сощуриваются так, что превращаются в щелки, и биение моего сердца учащается опять.

Я поворачиваюсь, прослеживаю за его взглядом и вижу, что он не сводит глаз с каната, посредством которого крепилась упавшая люстра и с помощью которого ее можно было опускать для чистки. Вернее, даже не с каната, а с того, что от него осталось, потому что видно, что теперь он состоит из двух кусков.

– Разорвался, – говорю я ему, но уверенности в моем голосе нет. Потому что как часто рвутся такие канаты? – Иногда канаты…

– Здесь твой дядя, – перебивает меня Джексон и чуть заметно качает головой.

– Ну и что? Я хочу поговорить о том, что произошло.

– Позже.

Прежде чем я успеваю возразить опять, к нам подходит дядя Финн.

– Грейс, дорогая, прости, что я так долго добирался сюда. Я был на территории школы. – Он крепко обнимает меня и прижимает к груди.

При обычных обстоятельствах это бы меня успокоило и ободрило – ведь дядя Финн так напоминает мне моего отца. Но сейчас я думаю только об одном – о том, какой взгляд был у Джексона, когда он сказал, что кто-то пытается меня убить. Лицо его было при этом совершенно пустым, совершенно непроницаемым. Но в глубине его глаз – большинство людей просто не подходят так близко, чтобы это рассмотреть, – горела такая лютая ярость, какой я не еще видела никогда.