Что это была за операция, просто красота. Практически немецкая группировки "Центр" и "Север" перестали сосуществовать. Были освобождены большие территории и было много пленных. Немцы, боясь остаться в кольце, драпали, а краснозвёздные самолёты бомбили их с воздуха.

После операции "Багратион" Сталин стал называть Рутковского по имени и отчеству. До этого он обращался так только к Шапошникову.

Мир не верил в такой успех и Сталин приказал провести колонны пленных по Москве. Смотрите. Их провели. За ними шли пожарные машины и смывали следы фашизма.

"Воробушек" не находила себе места. Ещё бы! Мало того, что ей портили кровь желающие его получить женщины. Так ещё семья! На празднование Нового года не пригласил, привёз жену. Она кусая губы не раз наблюдала за тем, что когда он проходил по коридорам госпиталя сверкая золотыми погонами стройный и подтянутый в свои пятьдесят, женщины провожали его откровенными взглядами. Каждая готова взять под козырёк и сказать — да! Вытерпи — ка такое. А уж каждая поездка Рутковского в Москву, была для неё, как крапивой по щекам в плюсе острый нож к сердцу. Хлысь-хлысь… Её просто бесили его эти отговорки про долг, обязанности. Ишь! Вызов у него в Ставку? Знает она про ту ставку… Правда в последнее время многое изменилось. Теперь он был хитрее и не всё рассказывал о своих походах с женой в театр или кино. Возможно, просто не считал нужным или не было такой необходимости делиться своим "счастьем". Она даже была часто не в курсе, что он туда летал. У Казакова с языка слетало. Это бесило. Его семья стояла в её горле костью, мешая планам и лишая радости обладания им полностью. А железное спокойствие этого мужика доводило буквально до истерики. Но она профессионально, тяня улыбку до ушей, радостно кивала, думая: "Как жаль, что немцам не до бомбёжек, могли бы раз и слетать туда. Побомбить". Эту его простоту просто невозможно выдержать, привозит как-то их фотографии и показывает: "Ах, воробушек, это мои Адуся и Люлюсик!" Интересно, по его прикиду, она прыгать что ли от счастья должна была. И что за глупая привычка давать дурацкие имена. Ей как пригвоздил — "воробушек". Все кричали Галка, Галка, а он буркнул: "Какая ж она галка, тянет только на воробушка". Сказал, как припечатал, так и пошло. Вот и у этих, идиотские имена, непременно его работа. Люлюсики, Адусики — бред. Неужели он думает, что она должна их любить. Взгляд упал на переправленные фотографом карточки: "Ну, я ей устрою, чтоб жизнь раем не казалась, она меня тоже рассмотрит…" Если б кто знал, как у неё сжимается сердце от обиды и злости. Не рассказать, как обидно и страшно, когда тебя в пылу страсти или во сне называют Юлией. Как хочется закрыть его рот подушкой. Получается так, что вроде есть и вроде тебя нет. Да она старалась сиять "счастьем", но где-то в подсознании жила неуверенность. Вообще, при общении с ним чувствовала какую-то неловкость: не своё, а чужое, временное. Кто бы знал, как это отравляло короткие встречи. Первый оглушительный восторг сменился охлаждающим сознанием того, что он любит жену и любим ей. Поиски того, как сжиться с мучительной ревностью и не выжать, сохранить в себе надежду, погрязли в рутине. Как жаль, что нет Шишманёвой. Здесь он появляется только по большой надобности. Ей приходится стараться наведываться большей частью самой. Высиживать дожидаясь конца его долгих совещаний муторно, но зато её не увидел только слепой. Радует одно, не обделяет вниманием, постоянно пересылает с офицерами записки и посылки. Тут уж от него не отнимешь, заботливый мужчина. Но как ей непросто пережить эти семейные его потуги. Пусть это дни, часы, но он проводит их с ней. Как положить этому конец? Как добиться того, чтоб он был только её? Ну почему он такой совестливый. Ведь мог бы и забыть, как многие про ту семью. Хотя с другой стороны, это и неплохо, что совестливый, правда, когда вопрос касается её, Гали. Он относится к ней с отеческой заботой, вроде как с виноватой нежностью, а это совсем не плохо. А от этого его: "Адуся, Адуся…" Её просто коробит. Там девка кровь с молоком. Зачем ей отец. С каждым его возвращением из дома ей приходится с большим жаром, изощрением и остервенением напрягаться, подавая ему себя. Победа её возможна, но для этого нужно устранить помеху из-за которой она не может занять главное место. То есть семью. Если б с ними можно было разделаться так же просто, как с Седовой. Когда он рисуясь показал ей те письма, её вдруг осенило… Позже, будучи у него, она незаметно позаимствовала пару писем той влюблённой в него сумасшедшей актрисы. Одно попало с фотографией. План созрел минутным делом. Она отправила им обоим. Седовой от имени жены Рутковского, с возвращённой фотографией. А жене, клуше, свою с Костей фотографию и письмом Седовой. Вот потеха будет! Удачная идея столкнуть их лбами и избавиться от обоих. Кажется, неплохо придумано и получилось со смекалкой. Пусть пощекочут нервы и пошевелят мозгами. К тому же она этим выиграет время. Как там говорил один талантливый полководец- поражение можно обратить в победу себе, если будешь настойчив и прилежен. Вот! Она старательная ученица Бисмарка. Правда, эта его Люлю не пробиваемая особа. Другая бы уже давно, после стольких сплетен, выставила его вон. А этой хоть бы хны, облизывает его после всех, ни гордости, ни самолюбия. Но Галя ещё только берёт разбег. Эта курица Люлю ещё её узнает. Кто ей указ, это Галин бой и Галина война, которую она должна выиграть, став его законной женой. Его старухе придётся смириться и отойти в прошлое. У него на кону Берлин, у неё он.

С её стороны это был сильный, тщательно рассчитанный ход, который мог принести неплохие плоды. И если предположить, что всё запланированное получится… Ох, какая она умница!

Надо сказать, к ощущению того, что Костя может перестать быть персонажем моей сказки, я очень трудно и непросто привыкала. Но "добрые люди" мне во всю помогали и подталкивали. Сегодня произошёл жуткий случай. А был такой чудный день. Мы с Адусей пришли вместе, встретились случайно в метро. Она бодренько нырнула в почтовый ящик, достала письмо с фотографиями. — "Папка прислал. Полюбуемся на нашего красавчика". Не посмотрели обратный адрес, обрадовались, думали от Кости. Заскочив домой, Ада с ходу распечатала. На стол выпали фотографии и письмо. Вырывая друг у друга развернули. Около Кости молодая невысокая улыбающаяся во весь рот девушка. Не надо напрягаться я сразу поняли кто это. К сожалению дочь тоже. Адуся отбросила фотографию, как что-то жуткое, завизжала и прижалась ко мне. Меня саму трясло, но я, стараясь улыбаться, произнесла:

— А, по-моему, он даже очень неплохо получился. Мужик картинка, не влюбиться нельзя.

— Видеть не могу. — Она выхватила у меня фотографии и выбросила их в мусорное ведро. — Какая дрянь. Посмотри, письмо Седовой. И эта туда же, лямур. Всё не успокоится. — Покончив с письмом и принципиально вымыв руки, она повернулась ко мне:- Как ты думаешь, кто мог такое сделать?

Я молчала. "Письмо актрисы и "матрас" в одном конверте. Над этим стоит подумать".

— Письмо взято у отца и доступ лиц к ним ограничен. Адрес чужим тоже не под силу раздобыть. Возможно, "воробушек" поимела и отправила. Эти фотографии могли быть тоже только у неё. Как я понимаю, она объявила нам войну.

— Фу, как гадко! Меня трясёт. Такое чувство, что всё это происходит не с нами. Сплю, а когда проснусь весь этот ужас кончится. Я не представляю, как ты это выдерживаешь… — Всхлипывая прижалась ко мне Ада.