Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я должен сознаться, что не был с тобой полностью откровенен. Белые боги сказали, что ты когда-нибудь приедешь, и несколько поколений инков ждали тебя.
— Меня?!
— Да. Боги оставили нам на хранение сокровище и велели передать его тебе.
Иштван был смущен и заинтригован.
— Почему ты решил, что речь шла обо мне, Великий Вождь?
— Они сказали, что однажды придет такой же, как они сами, белый и бородатый, и принесет ту самую монетку, которую мы нашли у тебя. Он будет благородным и смелым, а ты именно такой. И мы должны отдать ему сокровище, дороже которого ничего не может быть.
— Что же это?
— Не знаю, — покачал головой Апу Ума. — Я никогда его не видел. Мой дед рассказывал, что оно похоже на кусок ткани.
Иштван задумался — как может какая-то тряпка быть самым дорогим сокровищем? Наверное, это знамя тамплиеров. Хотя нет, вряд ли.
Он хотел сказать вождю, что ему не нужно ничего, кроме свободы, но промолчал. Любопытство и алчность уже запустили когти в сердце Иштвана. Если в центре Франции, в Сен-Дени, тамплиеры смогли устроить тайник, исполняющий желания, то в Вест-Индии у инков должно быть спрятано что-то поистине грандиозное.
— Мой сын покажет тебе дорогу, — прервал молчание Апу Ума.
— Хорошо, Великий Вождь. Но скажи, почему ты так долго хранил эту тайну?
— Я должен был убедиться, что белые боги говорили именно о тебе. Теперь я вижу — это так. Ты спас Сампа Анку, когда его укусила змея, убил Духа Смерти, защитил город от белых, придумал, как спрятать статую Виракочи…
«Я так много для них сделал, — усмехнулся про себя Иштван, — а они двенадцать лет прятали от меня тайну тамплиеров».
Неделей позже Апу Ума почувствовал себя лучше, и Иштван с Сампа Анкой собрались в путь. Их сопровождал один из лучших воинов племени по имени Якумама, что означало «Удав с ярко-красными и зелеными пятнами». Как-то Иштван поинтересовался, откуда взялось столь необычное имя, и тот ответил, что в раннем детстве принял такого удава за змею и задушил голыми руками.
Когда священник узнал, что путь их лежит в Анды, радости его не было предела. Уж в горах-то он найдет возможность сбежать! Не сомневаясь в побеге, он облачился в сутану — в индейском одеянии испанцы могли и пристрелить сгоряча. На поясе висел кожаный мешочек с монетой тамплиеров и другими "сокровищами".
Иштван обнял Апу Уму и долго смотрел на него. Он знал, что они расстаются навсегда. Потом все трое попрощались с жителями селения и направились к реке.
У ворот Иштван обернулся и бросил последний взгляд на место, где провел долгих двенадцать лет. Прощайте, потомки гордых инков, не поминайте лихом!
Англия, Сомерсет, 7 июня 1932
Голд устало потер лицо ладонями.
— Вспоминать о тех днях мне тяжело, Джон. Тогда я совершил один из самых позорных поступков за всю жизнь. Но клянусь, я обо всем поведаю совершенно откровенно.
— Не сомневаюсь, друг мой, — кивнул викарий. — Мало кто смог бы столь чистосердечно рассказывать о себе не только хорошее, но и плохое.
— Итак, мы сели в небольшую пирогу и поплыли вверх по реке. Обычно для строительства лодок индейцы брали дерево с широким стволом и выжигали середину. Но эта лодочка оказалась плетеной и совсем легкой. Течение здесь было слабым, потому Анка и Якумама гребли без устали.
Часов через пять мы пристали к берегу, и я увидел тропу, проложенную через джунгли, такую широкую, какой никогда раньше в этих местах не встречал. Оказалось, по ней индейцы волоком перетаскивали лодки до другой реки, которую они называли Змеиной, а европейцы — Мадре де Диос. Даже такую легкую пирогу, как наша, нелегко было дотащить, но мы справились и к вечеру добрались до берега.
Переночевали прямо в лодке, а утром мои спутники снова принялись грести. Плыли мы по Змеиной реке, если не ошибаюсь, дней пять, и вот, наконец, впереди показались Анды. Сердце мое забилось в предвкушении свободы.
Пирогу пришлось оставить у подножья гор, и мы отправились пешком вдоль русла реки. Поднимались вверх, постепенно джунгли отступали, а потом и вовсе кончились. Теперь перед нами были лишь каменистые горы да заросли кактусов. Приходилось тяжеловато: все-таки к тому времени мне уже стукнуло шестьдесят. Сампа Анка, как мог, подбадривал меня, поддерживал под локоть и все время повторял:
— Потерпи, Амаута, уже скоро.
Мы свернули от реки вправо и долго карабкались вверх. Наконец Анка остановился и гордо произнес:
— Вот!
Я огляделся. Вокруг высились лишь голые скалы, да кое-где торчали кустарники и кактусы. Сын вождя был явно доволен недоумением, написанном на моем лице. Он кивнул на что-то, показавшееся мне складкой породы, и предложил войти. И тут я понял: это расщелина, ведущая в пещеру. У входа лежали заботливо приготовленные факелы. Мы с Анкой взяли по одному и направились вглубь горы, а Якумама остался снаружи, зорко оглядывая окрестности.
51
Довольно долго мы спускались (не скрою, я с любопытством поглядывал на стены, надеясь увидеть золотые прожилки), и вдруг вдалеке я услышал тихое журчание. Вскоре, к моему изумлению, мы подошли к подземной реке. Я и не предполагал, что такое возможно. Она текла из-под скалы, выдававшейся из стены. Но, самое удивительное, тут же стояло несколько пирог, не простых, а богато украшенных, словно приготовленных для императора. Мы сели в одну из них (сиденья были обиты на удивление мягкой тканью) и поплыли вниз по течению.
Никогда не забуду я этого путешествия. Огромная пещера, тонувшая во мраке, подземная река, и мы в роскошной лодке. Время от времени свет факела выхватывал из темноты сталагмиты, причем многие рукой опытного резчика были превращены в статуи индейских богов. С восхищением смотрел я на эти фигуры, пока не заметил — то тут, то там в глубине пещеры что-то поблескивает. На мой вопрос Сампа Анка гордо ответил:
— Ты в Пайтити, Амаута.
Это слово сказало мне все. Еще в Европе слышал я легенды о таинственном золотом городе инков, дорогу в который не может найти ни один белый. Испанцы снаряжали десятки экспедиций, чтобы отыскать его, но тщетно. Кто бы мог подумать, что Пайтити находится под землей!