Он убедил первую дюжину. За ним пошли те, кто хотел идти хоть за кем-то. Люди часто следуют за чужими легендами, ища свою собственную храбрость. Дальше ему было проще. А когда все кончилось, он исчез. Некоторые видели, что он ушел в море. Так же, как когда-то ушел старый рыцарь Аканно, потерявший своего дельфина.

Облик этого человека был забыт. Имя осталось загадкой. А потом любопытный учитель, собиравший старые газеты, документы и обрывки чужих дневников, узнал его.

– Трусливый ученый, сбежавший с охваченного войной континента, и уродливый герой, основавший Первое подразделение, оказались одним и тем же человеком. А первыми за ним пошли его друзья. Те, с кем он отыскал город, и те, с кем он когда-то – в молодости, прежде чем выбрать другую, мирную профессию, – служил Длани. Их имена – имена Первой дюжины, почти всей, – до сих пор держатся в тайне. Осталось лишь несколько списков, составленных ими самими, копия одного из них и попала к Хо' Аллиссу в руки от какого-то скупщика старья. А ведь среди первых примкнувших были предки тех, кто и сейчас носит алые погоны. Я видел там фамилии солдат, чьи потомки охраняли… допрашивали… унижали нас.

Роним говорил, опустив голову, на последних словах будто охрип. Даже в сумраке было заметно, что его глаза потемнели. Сделав над собой усилие и нервно усмехнувшись, он все-таки продолжил:

– И сами алопогонные знают лишь часть правды. Они в курсе, что пришли с Веспы. Но что их повел за собой тот, кто уничтожил на ней порядок… Нет. Тень для них – безымянный герой с побережья. На месте которого мог оказаться кто угодно.

– И это вы хотели рассказать тобинам?

– Это заставило бы задуматься, почему те, кто развязал войну такого масштаба, теперь главная сила мира. Конечно, никто не упразднил бы подразделения, не было бы публичных покаяний и перерезания глоток, но вопрос Веспы… несомненно, вызвал бы резонанс. Мы верили в это. Мы записали то, что узнали, на перфокарты, установили в поезде транслирующее устройство с сильным динамиком. Чтобы, когда мы появимся, это услышали как можно больше людей. Мы везли копии списков, множество листовок. Но…

– Но это не все. Вы везли что-то еще.

Роним закурил вторую сигарету. Ласкез подался вперед и теперь оказался точно напротив. Паолино был прав: сыщик очень устал. Но, казалось, он по-прежнему мог в любое время передумать и замолчать.

– Управитель говорил путанно, – твердо продолжил Ласкез. – Постоянно увиливал. Но я понял одно: он встревожен. На съезде в Аканаре снова что-то случится, я слышал, как Мирина Ир говорила тебе, что они…

– Ты это слышал? – переспросил сыщик. Ласкез кивнул. Роним смотрел на него, сигарета тлела в его сжатых пальцах. – Как я мог не догадаться…

– Ты знаешь что-то об их плане?

– У меня есть идеи, я поделился ими с Миалем, но вряд ли я помог ему и вряд ли они нужны тебе. Я… – его голос будто надломился, – я запутался, Ласкез. Я сбежал слишком давно. И я…

Ласкез не был уверен, что поступает и говорит правильно. Но это было единственное, что хотя бы казалось правильным. Не отводя глаз, он протянул руку и положил ее сыщику на плечо. Пальцы сжались. Ласкез вспомнил, как в детстве мечтал о том, чтобы нашить себе такие же погоны.

– Ты умер для них. А я для них и не рождался. Тэсси тоже. И… я рад этому. Вся эта история пройдет мимо нас, правда?

Пепел с сигареты, успевшей дотлеть почти до середины, осыпался; на улице снова зарычал самолет. Роним бросил окурок и с усилием поднялся. Наступила пронзительная тишина.

– Нет, Ласкез. Боюсь, не пройдет.

Он что-то вынул из кармана своего плаща. Это оказалась промокшая насквозь газета. Ласкез встал. И детектив показал ему первую полосу.

Хаве казалось, тюрьмы обычно прячут подальше от глаз невиновных. Если не прячут, то делают их как можно более неприглядными. Так было на Веспе: лишь по случайности Хава знала, где именно проводят последние вахты те, кого вскоре повесят, и где держат тех, у кого есть шанс исправиться. Это были приземистые бункероподобные здания с крохотными окнами. Их не огораживали, и, если заключенные не тянули сквозь решетки руки, строения выглядели вполне себе безобидно.

Главная тюрьма Син-Ан, Крапáре, оказалась другой. Огромным замком, не то чтобы совсем в центре, но и не в предместьях Галат-Дора. Башни были серо-белые, старые, островерхие. Сложенные из крупных камней и все увитые фири, ползучим краснолистым кустарником с мелкими белыми ягодами. Местами кустарник разросся так, что загораживал окна. Кажется, никто и никогда его не стриг, в нем гнездились городские птицы, и из-за этого тюрьма выглядела мирной, живописной и причислялась, по словам Хо' Аллисса, к достопримечательностям, с охотой посещаемым путешественниками. Если бы…

…Если бы не один факт, который, скорее всего, подзабыли горожане и о котором не говорили путешественникам. Но Хава прекрасно его помнила. Капризный кустарник фири разрастался только там, где регулярно проливалась кровь. В Галат-Доре девочка больше нигде его не видела, а вот на Веспе он встречался – в изобилии рос у старой скотобойни на окраине городка, а также у местного отделения алопогонных.

Площадь перед тюрьмой выглядела оживленной: кроме Крапаре, к ней примыкали другие здания. Единый банк, товуриат, редакция какой-то газеты, лавки. Строения жались друг к другу, переулки были узкими. Хава поймала себя на мысли, что не помнит, откуда она вышла. Впрочем, это было не так важно.

Золотой Голубь прибыл в Первосветлейшую позавчера. В этот и следующий дни Хо' Аллисс не знал отдыха: он виделся с редактором, потом у него была назначена публичная встреча с читателями и наконец – какие-то значимые для него телефонные переговоры. Хава не присутствовала лишь на переговорах, этим она и воспользовалась, чтобы уйти. Как ей казалось – навсегда.

Поначалу она не хотела поступать вот так: чувство благодарности требовало попрощаться с писателем, сказать ему как можно больше теплых слов. Получилось иначе: когда на встрече в книжной лавке Хава крутилась рядом с Хо' Аллиссом, подавая ему то ручки, то воду, ее ухитрились сфотографировать. Она поняла это, когда ее ослепила вспышка. Газетчик сразу же покинул толпу. Он унес вместе со снимком весь тот запас времени, на который Хава надеялась, прежде чем…

…Уйти. Нужная ей башня тоже была здесь. Прямо сейчас Хава видела ее, она отличалась от прочих шпилем в виде простого, состоящего из острых линий знака вáйда-ран. «Тайные поручения». Здесь принимали доносы те, для кого Хава приготовила слова:

«Я веспианка. И меня похитили. Увезли против моей воли путешественники, которых звали…»

А потом…

«Заведи друзей, Ева. Или верни старых».

Слова писателя нахлынули на собственные, тщательно повторяемые, слова Хавы и затопили их. Девочка упрямо вскинула голову и взглянула на небо.