Он покачал головой.

– Нет, господин. Сейчас такой сезон. Но если спуститься ниже, то можно увидеть все внизу. Только делать этого не следует.

– Почему?

Он пугливо бросил взгляд в сторону, снова посмотрел на меня, уже с нерешительностью во взоре.

– Нехорошее место. Мы не зря так высоко. А внизу всякая дрянь…

– Монстры?

– Там река, господин. Мелкая, злая, горная река. Камни, пороги, водопады. Но среди них живут всякие… В тихом озере, где всего вдосталь, меньше всякой живности, чем там, где все ревет и клокочет. Ума не приложу почему.

Я подумал, милостиво отпустил его взмахом феодальной длани.

– Ладно, возвращайся на вверенный тебе пост.

Прошел через каменный туннель, ветер сразу попытался сдунуть с моста. Я понимаю, что такого здоровенного и тяжелого, да еще в панцире, даже не покачнет, но страх сразу заполз под кожу и распустил поганые лапки. Ноги ступали по камню, но я слишком ясно представил, что эти камни хоть и скреплены как-то, но на них действует гравитация, а пропасть бездонная, в буквальном смысле бездонная, туман на закате еще гуще, темнее, там внизу уже ночь, я буду падать туда, как в космос…

Потом мост начал раскачиваться, я решил, что это я сам раскачал его, как раскачивает рота солдат, шагающая в ногу, недаром же перед мостом подается команда: «Сбить шаг!», и хотя это выглядело глупо, я пару раз останавливался, делал вид, что любуюсь заходящим солнцем, затем шагал снова, уверяя себя, что мост уже успокоился.

Внизу все так же мрачно и мощно ревел скрытый туманом невидимый поток. Иногда взгляд вроде бы что-то выхватывал, вычленял, фигуры выступали пугающе огромные, я видел лоснящиеся мокрые спины, но туман сдвигался, спины расплывались на клочья или полосы, все брехня, однако ухо в самом деле пару раз уловило мощное полукваканье – полурык.

Всадника, вернее, всадницу, я увидел издали: легкая, почти мультяшная лошадка цвета закатного солнца несется в мою сторону настолько легко и красиво, почти не касаясь земли копытами, что в черепе зашевелились мысли насчет колдовства и прочего мракобесия. За всадницей все развевалось: с головы тянулась по ветру длинная голубая лента, с шеи – голубой шарф, тоже легкий, воздушный, ветер трепал длинные рукава голубого платья. Даже у коня развевались грива и хвост, трепетали уши.

Я раскинул руки, выражая восторг, всадница перевела коня на шаг, подъехала ближе. Поводья держала уверенно, легкая тонконогая кобылка производила впечатление пылающей печи, я только взглянул в горящие огнем глаза – пламень заполнял глазницы, – кивнул, понятно, дама явилась на бронетранспортере, взялся за стремя и преклонил колено, выставив другое как ступеньку.

Волшебница, ничуть не удивившись, благосклонно соступила, легко коснувшись пальцами моей головы. В темени возникло сладостное ощущение, захотелось, чтобы эти пальчики почесали, перебрали волосы, покопались в ушах, но волшебница уже на земле, я поднялся, возвышаясь над нею почти на голову, посмотрел сверху вниз…

Голубое платье под цвет глаз, орнамент золотыми нитями и глубокий вырез на платье, настолько глубокий, что, если пожмет плечами, эти две опрокинутые чаши, довольно крупные, из нежнейшего белого фарфора, увижу полностью. Я промычал нечто нечленораздельное, сказал хриплым голосом:

– Леди… вы очаровательны…

Она усмехнулась, насмешливо наморщив нос.

– Когда я увиделась впервые с прежним владельцем замка, он точно так же восторгался моей лошадкой.

Я в удивлении бросил взгляд на ее конячку, что застыла, как будто вылеплена из темно-красной эпоксидки. Блестящая такая, тонконогая, созданная руками очень умелого дизайнера с отменным вкусом.

– Лошадкой? – удивился я. – Что в ней такого? У меня таких табуны… А вот вы, леди Клаудия, меня повергли к вашим… ага… повергли. Но в прошлый раз у вас, мне кажется, были зеленые глаза?

Она дерзко усмехнулась.

– Женщины любят меняться. Якобы чтобы нравиться мужчинам, но это брехня. Мне самой это нравится.

Я взял ее под руку, коня в повод и повел через мост. Кажется, угадал, на мосту явно заклятие, чужой волшебник не пройдет и не проедет, надо мое прикосновение.

Леди Клаудия шла рядом притихшая, как примерная школьница. На каблучках, слышу по стуку, но все равно ей приходится смотреть на меня, как я смотрю на вершину дерева, и уже от злости начинает накаляться втихую.

– Вы видите, – сказал я светски, – как мудро построен мост? Поперек ущелья!

Она не сразу врубилась, что это шутка юмора, даже удивилась, посмотрела на меня так, словно я еще в состоянии сказать и умное.

– Вы бы построили вдоль, верно? – спросила она, улыбаясь так любезно, что у меня пальцы зашевелились схватить ее прямо здесь, на мосту.

– Я бы засыпал ущелье, – сказал я гордо. – Трупами врагов! И всяких там драконов! Вас драконы не одолевают?

С высоты моего роста так хорошо смотреть в вырез ее платья, что я даже забыл, что мост раскачивается, как на аттракционе воздушная лодка.

– Драконы? – спросила она удивленно. – А вас?

– Еще как, – ответил я. – Стоит на столе появиться сладкому пирогу, как тут же… Один вообще обнаглел: толстый, как шмель, а все жрет, жрет… Скоро летать не сможет, носить его придется!

Она засмеялась, красиво запрокидывая голову, горло создано для поцелуев, да и вообще я вспомнил, что совсем уж оподвижничился, только о Родине и Родине, да еще об Отечестве, ничего о себе, родимом, пора пусть не оторваться, то хотя бы расслабиться…

Я сказал:

– Не скажу, что в этом замке нечем заняться, но все же так хочется, чтобы проснулся, а мне прекрасные женские руки завтрак прямо в постель…

Она вскинула высокие брови.

– В постель? Может быть, все же лучше в тарелку?

– Простите, я хотел сказать, что… гм… просыпаюсь, а вы мне сразу подаете на тарелке что-нибудь вкусненькое…

Она кивнула, ничуть не удивившись.

– Понятно. Я согласна. Вы, значит, будете спать у меня на кухне, где вам, собственно, и место.

Когда прошли туннель и оказались во дворе, она легко, но настойчиво высвободила локоть из моих пальцев. В ее красивых глазах я на миг успел увидеть глубоко запрятанный триумф. Провела как лоха, сейчас даже поколебалась на миг, не стоит ли сразу показать этому высоченному болвану, кто хозяин положения, но явно решила поиграть, кошка, значитца, улыбнулась и посмотрела вопросительно, а это так здорово, когда очаровательная женщина смотрит снизу вверх большими синими глазами, такими чистыми и невинными, что самому сразу хочется все ей отдать и попросить позволить служить до гроба.

Стражи смотрели на нее во все глаза. Я видел, как опасливо попятились, многие крестились, сплевывали, отводили глаза. Я спросил любезно: