— Что меня особенно восхищает, так это ваше лицемерие, — сказал советник Тысячи Сынов. — Вы травите и изводите нас из-за так называемой магии, но ты сам, не задумываясь, ее применяешь, шаман.

— Между тем, что я делаю на благо Стаи, и твоими занятиями, чернокнижник, лежит целая пропасть, — ответил Хельвинтр. — И зовется она «контроль». Только наивный глупец может считать, что человечество способно выжить в космосе без некоторых хитростей и уловок, направленных для его защиты, но всему есть предел. Предел. Мы должны понимать, что делать можно, а чего нельзя, и никогда не переступать через эту черту. Скажи, сколько раз ты переступал черту: один? три? десять? тысячу?

— Но благодаря нашему врожденному превосходству над вашими неуклюжими годи мы контролируем каждый из них, — ответил Амон. — Вы же едва коснулись Великого Океана. Всегда можно научиться чему-то новому.

— Есть такое понятие, как «слишком много», — вставил Хавсер.

Амон усмехнулся:

— Эти слова произнес коварный жрец Вюрдмастер в день твоего пробуждения на Фенрисе.

Хавсер посмотрел на Хельвинтра.

— Он сам это признал, — сказал Хавсер. — Какие еще нужны доказательства, что Пятнадцатый использовал меня как шпиона с первого момента моего появления в Этте?

Улыбка сошла с лица Амона. Он повернулся к рунному жрецу.

— Аун Хельвинтр! — вскричал он. — В мыслях скальда отчетливо прозвучало твое имя! Теперь ты не имеешь надо мной власти. Твое имя на моих губах!

Воздух между советником и рунным жрецом словно вспучился, и Хавсера швырнуло на пол. Свет стал невыносимо ярким. У жреца задымились руки, а сам он отлетел к стене галереи и с такой силой врезался в скалу, что базальтовая поверхность треснула.

Медведь сделал три прицельных выстрела из своего болтера. Расстояние было смехотворно малым, и Медведь не колебался. Каждый выстрел был смертельным. Каждый мог оборвать жизнь человека. Его брат-жрец подвергся вражескому воздействию, и скальд все еще оставался под угрозой, так что Медведь не собирался просто ранить советника Тысячи Сынов. Он отреагировал на уровне рефлекса, и ни один Астартес, используя собственное оружие, в такой ситуации не допустил бы промаха.

Хавсер, перекатываясь по полу, ощущал, как вздувается и искривляется поток времени. Он видел, как над ним летят масс-реактивные снаряды, оставляющие после себя струи разреженного воздуха, словно мазки пальцев на стекле. Как будто хвостатые кометы или падающие на землю дурные звезды.

Снаряды разорвались, не долетев до Амона. Они превратились в небольшие плоские диски огня, а потом рассыпались белой сухой пылью, похожей на пепел или на снег среди суровой зимы. Амон, выкрикивая имя Медведя и вытянув перед собой руки, ринулся в бой сквозь неосевшую метель. Хавсер понял, что имя Медведя, как и имя Ауна Хельвинтра, советник выкрал из его мыслей. Советник знал имя врага и потому обрел над ним власть.

Медведь, убедившись в бесполезности болтера, отбросил его в сторону и правым кулаком ударил Амона в лицо.

Советник с разбитыми в кровь губами и носом отскочил к парапету. Его прыжок назад оказался настолько неожиданным, что Хавсеру пришлось метнуться в сторону, чтобы не попасть ему под ноги. Советник явно был потрясен и разгневан. Произнесенное имя должно было остановить Медведя.

А Медведь, яростно рыча, нанес еще пару ударов по корпусу противника. Амон врезался в парапет, так что посыпались крошки базальта. Он сумел провести ответный удар, но Медведь его словно и не почувствовал. Удары и потрясение нарушили концентрацию внимания советника. Благородный кустодий, прикованный к месту силой имени с момента его появления на галерее, обрел способность двигаться и испустил сдавленный крик. Это был ужасный звук — крик утопающего, который уже не надеялся на глоток воздуха, крик человека, очнувшегося от страшного кошмара. Он покачнулся, а затем бросился на Астартес Тысячи Сынов.

— Амон Тавромахиан! — закричал советник, и кустодий опрокинулся на спину.

Могучего воина словно смело ураганом, которого, кроме него, никто не ощутил. Высекая броней искры из каменных плит, он пролетел по полу еще несколько метров.

Советник поднял руку, и алебарда Амона Тавромахиана, выпавшая из его рук, с громким шлепком влетела в подставленную ладонь. Он ловко перехватил древко обеими руками и сбоку ударил Медведя. Кончик лезвия задел наплечник брони и резко развернул воина. На пол посыпались осколки керамита.

Медведь выхватил секиру и ее рукоятью попытался блокировать следующий удар. Он старался отвести оружие противника в сторону, но алебарда кустодия была гораздо длиннее. Амон действовал ею с таким мастерством, что Хавсер не сомневался: он просто похитил опыт из разума благородного воина. Лезвие алебарды вырвало навощенную рукоять фенрисийского оружия из рук Медведя, а затем снова взлетело вверх, чтобы обрушиться на Астартес.

Все воины Тра, да и всей Стаи, накрепко усвоили одну истину: нет ничего важнее победы. Посторонние видели в Астартес Шестого легиона одну лишь свирепую воинственность, но на самом деле это был лишь неизбежный результат их мировоззрения. Ради победы Влка Фенрика стоически переносила любые жертвы.

Истина в том, что мы прошли самую суровую подготовку.

Медведь слегка наклонился и принял удар на корпус. Лезвие алебарды рассекло боковую пластину брони под левой рукой. Астартес другого легиона в подобной ситуации, возможно, попытался бы пригнуться и закрыться наплечником и в таком случае рисковал лишиться руки. Медведь же, расставив руки, принял удар своим телом. Он взревел, реагируя на боль. Хавсер, глядя на него широко раскрытыми глазами, заметил, как сверкнули кончики его клыков. Из трещины в доспехах хлынула кровь.

Левая рука Медведя резко опустилась, зажав скользкую от крови рукоять алебарды, словно в тисках. Поворот корпуса заставил советника приблизиться, поскольку выдернуть оружие он был не в силах. Свободной рукой Медведь стал бить врага кулаком в лицо, сопровождая каждый удар ревом боли и торжества и фонтанами крови. Пятый или шестой удар угодил Астартес Тысячи Сынов в горло. Его великолепные доспехи уже покрылись брызгами крови из разбитого лица.

Амон покачнулся, державшие древко алебарды руки ослабели. Медведь вырвал оружие и отбросил в сторону. Хавсер проворно пригнулся, когда окровавленный клинок пролетел у него над головой. Схватив советника одной рукой за нагрудник, а второй — за голову, Медведь открыл его шею и уже наклонился, сверкая оскаленными зубами.

— Нет! — закричал Хавсер.

Готовый разорвать горло врага и прикончить жертву, Медведь зарычал, словно леопард, и взглянул на Хавсера. Золотистые с черными точками зрачков глаза Волка потемнели от боли — боли и еще какого-то чувства.

— Не надо! — закричал Хавсер, просительно протягивая руку. — Он нужен нам живым! Живой он послужит нам доказательством, а мертвый только еще раз докажет нашу агрессивность!

Медведь немного ослабил хватку и приподнял голову, все так же свирепо блестя оскаленными клыками. Он нанес еще один жестокий удар и швырнул Амона на базальтовый пол.