Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мабир почему-то и вовсе хранил молчание.
Боргомос сидел, сложив руки на коленях.
Аддай уставился на меня глазами-бусинами.
– По правде говоря, я хочу услышать рассказ из первых уст.
Беллуа расправил плечи.
– Когда Майя получит достаточно опыта, дабы объяснить…
– Опыта? – переспросил Кайрек. – А мне кажется, что она уже набралась опыта! – Беллуа захлопнул рот. Я мысленно поблагодарила Кайрека.
Аддай сцепил руки за спиной.
– Не бойся, дитя.
Я сглотнула и оглядела присутствующих. Взгляды взрослых устремились на меня.
– У него не было очертаний. Туманное и слабое внешне, оно обладало недюжинной силой. Я стреляла, но стрелы проходили сквозь него и не причиняли ему никакого вреда. А потом я ощутила, что оно… – я запнулась, пытаясь подобрать правильное слово. – Что оно меня изучало.
– Поясни, – наклонился ближе Аддай.
– Оно забралось мне в голову, копалось в мыслях. Показывало мне образы, которые должны были, как оно считало, сломить мой дух.
– Показывало образы?
Я кивнула.
– Да, прямо в голове. Похоже на то, как читаешь книгу и представляешь картинки, но ярче. Сильнее. И картинки эти из жуткой книги. В конце концов, я решила, что оно хочет меня испугать.
– И тебе было страшно?
Я прокашлялась.
– Да.
– Откуда нам знать, что нападение в пещере не является плодом твоей фантазии? – лицо Аддая было непроницаемым.
Я посмотрела на него в упор.
– Оно так глубоко забралось в мой разум, что у меня из носа потекла кровь.
Беллуа сузил глаза. Аддай помалкивал. Боргомос следил за мной блестящими глазами, а я не могла на него даже взглянуть. Я вспоминала молитвы, что возносила Гетигу в надежде получить подсказку и понять, что за чудовище мучило мой разум. Все те молитвы, что остались без ответа.
– Она выстояла, – произнес мой отец. – Крикнула, что не боится.
– И когда оно напало, – добавил Роув, – наши драконы разорвали его, как бумажного змея. Оно растворилось в воздухе, и с тех пор мы с ним не сталкивались.
– Я пришла к выводу, – продолжила я, – что, пока на нас нападали хародийцы, оно было сильнее. А когда пришлось обороняться в одиночку, оно почему-то ослабло. Может, перестало черпать из них силы?
– Значит, вам угрожал не Ужас, – вымолвил Кайрек, – а что-то совершенно иного рода.
– И вот тут мы заходим в тупик, – произнес Беллуа.
Мабир выпрямился, зашелестев одеждами.
– Я могу предложить вам объяснение, однако цитируя древних, с которыми я не обязательно согласен…
– Осторожней, старик, – перебил его Беллуа.
Аддай перевел свой пронзительный взор на Мабира, но тот все равно продолжил:
– Я изучал древние обычаи. В них говорилось, что, если равновесие в мире нарушено, значит, набирают силу темные Авар, воплощения другой стороны Аши, которую почитали наши предки.
– Все Авар – воплощения Коррузона, – сердито глянул на Мабира Беллуа, – и то создание не могло быть Авар.
Мабир пожал плечами.
– Ты постоянно так говоришь, но…
– Аша – просто-напросто мертвый пережиток мифов прошлого, – отрезал Аддай, и его лицевые мышцы, испещренные остроконечными рунами, дернулись.
– Но они могут объяснить нам, что это было.
– Там был демон, – произнес Беллуа. – Рааза. Авар – воплощения Коррузона, а рааза – нет.
Кайрек стукнул по столу веснушчатым кулаком, привлекая к себе внимание.
– Мой дхалла рассказывал, что рааза созданы из пламени или грязи и выглядят как люди. И они чем-то напоминают Ужасов, – он вскинул светлую бровь, второй раз заставив ошеломленного Беллуа замолчать. – Давайте-ка выслушаем дхаллу. Может, древние обычаи нас чему-то и научат, пусть их теории или учения ошибочны.
Мабир несколько мгновений не сводил глаз с Беллуа и Аддая, как будто ожидал возражений. Их не последовало, и Мабир глянул на Роува. Капитан пожал плечами.
Мабир наклонил голову и, глубоко вздохнув, собрался с мыслями.
– В учении Ашаани были Эдимму и Утукку, противоборствующие силы, предвещающие конец круга. Они являются, дабы уничтожить старый мир, на месте которого возникнет новый, как термиты в трухлявом дереве. Эдимму исходил из Тени и олицетворял чувства – страх, отчаяние, злость. В каждой из историй Эдимму предшествовал Утукку, Мор, который обязательно следовал после. Они появляются, когда мир рушится, а землю окутывает война, и приносят с собой тяготы – гниение, болезни. Голод. Разорение. Смерть.
– Небылицы, чтобы малых детей пугать, – пробурчал Аддай.
– Вероятно. Однако тень в пещерах вызывала у хародийцев страх и воздействовала на мысли Майи через ее чувства. Звучит пугающе и очень похоже на Эдимму. И есть еще кое-что. Ашаани сказали бы, что в мир хлынули источники. Это могло быть первое проявление того, что вскоре наберется сил. И никто из ныне живущих с ним не сталкивался… кроме, наверное, Майи, – взгляд Мабира метнулся ко мне. В нем был страх. – Мне не нравится, как мы раз за разом сталкиваемся с древними верованиями. Появление сперва Летнего дракона, а затем и этого создания – явное предупреждение. Если мы увидели Тень или Мор, то, если не случится чуда, исход предрешен.
– Какой же? – выдохнул Боргомос.
– Паства Эдимму – боящиеся, отчаявшиеся, озлобленные люди. Он питается страхом, крепнет от отчаяния и ввергает в злобу. Сеет повсюду хаос и разрушение. Круг вскоре замкнется.
Я вспомнила резные изображения войны и смерти. Пульс забился в груди, в кончиках пальцев, лежащих на столе, застучал в ушах.
– Он встречается и в наших местных преданиях, будучи одновременно и Тенью, и Мором. Среди руин, где Майя и Дариан узрели Гетига, стоит нетронутое временем изваяние. Пережиток прошлого круга. Черного дракона звали Дэйхак. Он начал свой путь как Тень, но затем силы его возросли. И он разрушил вселенную.
У меня на шее забилась жилка.
– Мы готовимся к худшему, – заговорил Кайрек. На его лицо упала прядь светлых волос. – Запечатаем пещеры и будем надеяться, что Майя своей смелостью выиграла для нас хотя бы немного времени.
Боргомос отодвинул тарелку и оглядел присутствующих.
– Но что будет с нами?
Двор окутала ледяная, почти осязаемая тишина. Аддай и Роув переглянулись. Мой отец не поднимал головы. В бамбуковых стеблях зашелестел ветер. Молчание затянулось, казалось, на целую вечность.
– Да тут если пикси пукнет, будет слышно, – пробормотал Дариан.
Аддай раздраженно покосился на него, но сдержался и обратился к моему отцу: