Мы идем дальше, к каналу, что тянется вдоль парка, смотрим на самую симпатичную речную лодку, представляя, каково это – жить на такой. Один из бортов лодки украшен цветами. На трапе, соединяющем лодку с берегом, стоят в ведрах с водой несколько букетов. В открытой двери каюты появляется женщина.

– Сколько? – Папа показывает на цветы.

Женщина смотрит на меня:

– О, у меня есть то, что подойдет юной леди. Вот…

Она берет деньги из папиной руки и протягивает мне букет белых пионов и лаванды:

– У тебя отличный отец.

Она кивает папе и снова исчезает в каюте.

Я не слишком большая любительница цветов, но эти действительно хороши. Мы уже ушли дальше по дорожке, когда я замечаю, что к ленточке, которой связаны цветы, что-то крепится, – но пока у меня нет возможности это рассмотреть, потому что папа уже поворачивает назад к главной аллее, ведущей в сторону нашего дома.

– Заметила записку? – бормочет неподалеку чей-то голос.

Седой мужчина с аккордеоном кивает на старую кофейную чашку. Я сую руку в карман, но папа уже протягивает мне пятерку. Я кладу ее в чашку и улыбаюсь мужчине.

– Да благословит тебя Господь, – говорит он. – Записку возьми.

Я перевожу взгляд с него на папу и обратно.

– Простите?

– Я сказал, записка. Она в чашке, видишь?

Я заглядываю в чашку и достаю сложенный листок грязной бумаги. На нем сверху нацарапано мое имя.

– Что такое? Кто вы? Как вы…

Но мужчина быстро уходит.

Я оглядываюсь на папу:

– Что происходит? Почему ты привел меня сюда?

Папа разводит руками:

– Мы просто гуляем, Ферн. Я понятия не имею, о чем говорил тот человек.

Он врет, я в этом уверена. Но папа уже идет дальше.

Я разворачиваю листок и тут же узнаю уверенный почерк.

Ты рыцарь, мисс Кинг. Я знал это уже давно. Все мы время от времени забываем, что хорошо, а что нет. В Аннуне наши ошибки имеют ужасные последствия. Ты не Мидраут, но ты нужна, если мы собираемся победить в войне с ним.

Мне даже незачем видеть буквы «Л. Э.» под запиской, чтобы понять: это от самого лорда Элленби. Задохнувшись, я складываю листок, но держу его в руке. Может ли он быть прав? Неужели он действительно не видит моих склонностей или он просто заманивает меня обратно ради той единственной битвы?

– Идем, – окликает меня папа. – Я должен выйти в ночную смену, и мне хочется до этого поужинать.

Тащась следом за ним, я тискаю в руках цветы. Они теперь кажутся мне весьма странным подарком усталой, больной дочери, в особенности если учесть то, что случилось потом. Я рассматриваю ленту. Да, под ней что-то спрятано. Я останавливаюсь, чтобы развязать ее.

Это пластмассовая игрушка, вроде той, что прячут в шоколадных яйцах. Лев. Мой собственный маленький Дональд.

Я тяжело сглатываю.

– Эй, Ферн, иди сюда, посмотри на это! – зовет меня папа, ушедший немного вперед.

Я спешу к нему, продолжая изучать игрушку.

– Я в этом не знаток, и обычно меня не интересуют граффити, но это нечто стоящее, тебе не кажется?

Он остановился перед стеной какого-то здания – из тех, где разрешено делать граффити. Обычно такие места просто покрыты рисунками без особого смысла, но на этой стене – одно-единственное огромное произведение искусства. Почти всю верхнюю часть стены занимает серый дракон. У него до странности человеческое лицо, это некий гибрид человека и зверя, и от этого он кажется еще более чудовищным. Он нависает над маленькой фигуркой, от шеи закованной в латы. Это женщина. У нее очень светлые волосы, они развеваются за ее спиной, словно вокруг бушует шторм. В одной руке у нее ятаган, но вторая рука протянута к голове дракона. Из кончиков ее пальцев вырываются голубые молнии. Потом я замечаю, что голова дракона состоит из двух фигур: круг – это верхняя часть, «V» – морда. «OV». «Один голос»[23]. В нижнем углу я нахожу необходимое мне подтверждение. Буква «С». Самсон.

– Ты видишь в этом какой-то смысл, Ферни? – Папа пристально смотрит на меня.

Я тупо киваю, все еще глядя на прекрасный образец граффити, созданный для меня Самсоном. Когда папа снова говорит, я слышу тревогу в его голосе.

– Олли мне сказал, что это поможет тебе почувствовать себя лучше. Он нарисовал мне маршрут и объяснил, что делать. Он не стал ничего объяснять и взял с меня обещание, что я не скажу тебе, что это его идея. Это… я поступил правильно?

Впервые мой отец сделал нечто такое, что было только для меня. Я долгие годы думала, что те два человека, которых я любила больше всего, предпочли бы, чтобы меня вовсе не было на свете. Сегодня я вижу, что ошибалась, точно так же как ошибалась и во многом другом. Олли и папа подарили мне нечто большее, чем даже Иммрал.

– Да, папа, – говорю я. – Ты отлично все сделал. Очень хорошо.

Когда мы приходим домой, папа отправляется на кухню, а я стучу в дверь Олли. Он сидит на кровати, читает книгу. Из его старого магнитофона льется хриплый голос какого-то певца под звуки гитары. Я показываю на кровать, и Олли подбирает ноги, чтобы я могла сесть.

– Ты все это устроил ради меня?

– Я просто разработал маршрут и кое-что организовал. А остальные уже включились с цветами, и чипсами, и всем остальным.

Я смотрю на пластмассового льва и на записку, которую до сих пор держу в руке.

– Но ты не оставил мне никакого сообщения.

– Оставил.

Мгновение-другое я гадаю, не забыл ли папа часть маршрута, а потом догадываюсь. Все вместе и было посланием от Олли.

– Я хочу вернуться, но не могу.

– Почему? Ты же прочитала записку лорда Элленби…

– Не в этом дело.

– А в чем тогда?

Мне хватило времени в последние несколько дней, чтобы как следует порыться в своих воспоминаниях, и я не могу отвернуться от того факта, что нечто во мне хочет причинять боль. Если бы я не была каким-то образом извращена, я бы не сделала того, что сделала с Дженни и Лотти.

– Когда ты сказал мне, что нам нужно встретиться в Уонстед-Флэтс, – начинаю я, видя, как сразу напрягся Олли при упоминании о том костре, – ты… Ты хотел увидеть, как мне причинят боль?

Я понимаю, что Олли хочется огрызнуться, обороняясь, так что протягиваю вперед руки в жесте мира.

– Я не пытаюсь надавить на тебя, – говорю я. – Я пытаюсь разобраться.

Олли хмурится, явно не понимая, к чему я веду. Но когда он отвечает, он отвечает честно.

– Дело в том, что на самом деле никакого костра не предполагалось. Дженни хотела напугать тебя, и все. Конечно, она настоящая сука, но, вообще-то, у нее не было намерения. И я просто думал, что помогаю ей сыграть над тобой злую шутку. И… ну да, наверное, какая-то часть меня хотела увидеть, как ты отреагируешь, хотя в глубине души я понимал, что мы затеяли нечто отвратительное.