И вот литерный поезд прибывает на вокзал в Царском Селе. Там полковника Крымова и Великого князя Николая Николаевича уже ждут авто, чтобы тут же, воняя бензиновым выхлопом, помчать их к Александровскому дворцу. К этому моменту уже стало известно, что первая армия Ренненкампфа, наконец, перешла границу с Восточной Пруссией, а севернее Бишофсбурга завязывается сражение шестого армейского корпуса с выдвинувшимися навстречу численно превосходящими немецкими частями (не считая ландверных бригад, три немецких дивизии против двух русских). Событие героическое, но больше трагическое, потому что командующий корпусом генерал Благовещенский уже бросил войска и убежал в тыл.

Впрочем, о последнем факте император пока не знает, сейчас он возбужден и смущен, ожидая долгожданных визитеров, а потому их принимают на крыльце и сразу же проводят к нему в кабинет.

– Господин полковник, – говорит он Крымову, – наверняка вы успели рассказать все, что знали, нашему дяде Ник Нику, но сейчас ваш рассказ в первую очередь хотим услышать именно Мы. Вы там были, видели все своими глазами, а потому – начинайте.

– Ваше Императорское Величество, – заговорил Крымов, – я попал на место событий к тому моменту, когда все уже совершилось, и тем, кто разгромил двадцатый германский корпус, оставалось только пожать момент победной славы. Но самое главное в этой победе – сам самовластный Артанский князь. Я не берусь судить, законно или нет этот человек носит свой титул, но больше всего меня потрясло то, насколько им очарованы русские солдаты, казаки и даже большинство офицеров и генералов. Все разговоры только о нем. И есть отчего. Только посмотришь – и сразу озноб по коже пробирает, как если бы тут рядом, только протяни руку, стоял сам Петр Великий, Суворов или Александр Невский. И в тоже время, за отдельными исключениями, этот человек весьма низко оценивает наш высший генералитет. «Отличные полки, – говорит он с пренебрежением, – посредственные дивизии, плохие армии и никуда не годные фронты. Такого бардака, как в Восточно-Прусской операции, в русской армии, пожалуй, не было никогда – ни в прошлом, ни в будущем…»

– Вот видишь, Ники, – с горечью сказал Великий князь Николай Николаевич, – говорил я тебе перед войной… А ты мне – Сухомлинов да Сухомлинов. Генерала Жилинского за то, что он устроил, палкой надо гнать в Туркестан верблюдов пасти, а он у нас фронтом командует…

– Погоди, Ник Ник, – махнул рукой император, – до Жилинского мы еще доберемся. Губернатор Варшавский он был неплохой, так кто же знал, что с началом войны так обернется. Продолжайте, господин полковник.

– Кстати, Ваше Императорское Величество, – сказал Крымов, – о военном министре генерале Сухомлинове Артанский князь, напротив, отзывался очень благоприятно. Мобилизация и развертывание контингентов у границы были произведены почти идеально. Мол, ему, как Заступнику Земли Русской, с горних высот видать все было хорошо, аж глаз радовался. Германцы думали, что на мобилизацию потребуется два месяца, за которые они успеют победить Францию, а наше военное министерство уложилось за две недели. В противовес тому начало войны выглядело отвратительным: корпуса нашей второй армии побежали вглубь восточной Пруссии без всякого порядка, как мужики на драку, размахивая кулаками. Из-за этого германцы получили возможность громить их поодиночке, перебрасывая к местам боев превосходящие силы по железной дороге. По собственным словам Артанского князя, в силу крайне низкого уровня нашего генералитета первоначально он намеревался дать трагедии второй армии разыграться в полную силу, чтобы немцы разгромили и окружили наши войска, а потом открыть переходы между мирами и вывести остатки второй армии в свои владения. В германский плен, по этому плану, должны были попасть лишь те солдаты и офицеры, которые откажутся от эвакуации. И только то, что ваше Императорское Величество, торопясь поскорее помочь французским союзникам, сняли с Галицийского направления девятнадцатый корпус, перебросив его на крайний левый фланг второй армии, изменило намерения этого человека, ибо как раз о командующим эти корпусом генерале Горбатовском у него имелось достаточно высокое мнение…

– Все это частности, – с нетерпением и даже некоторым разочарованием сказал император, – вы, господин полковник, лучше скажите, этот Артанский князь – он обыкновенный человек или нет?

– Обыкновенным человеком Артанский князь не может быть никак, – убежденно ответил Крымов, – и дело тут даже не в его способности открывать двери для мгновенного перемещения между двумя точками на местности или в другие миры. Имея в виду его происхождение из будущих времен, можно предположить, что этот вопрос там мог быть решен технически, без участия разных сверхъестественных сил. И даже то, что Артанский князь может вести за собой людей на самое невероятное дело, тоже не говорит о том, что он посланец Всевышнего или пособник Князя Тьмы. Таким свойство обладал ваш пращур Петр Великий и многие другие монархи и полководцы, и если господин Серегин действительно самовластный великий князь в первом поколении, то без этого свойства ему никак было не обойтись, чтобы артанская старшая дружина выкрикнула бы его на престол.

Немного помявшись в нерешительности, он продолжил:

– Нет, главное свойство господина Серегина, делающее его больше чем человеком, ощущается, только если подойти к нему поближе. Именно тогда начинаешь чувствовать исходящее от него чувство непререкаемой моральной правоты и святости, хотя нимб крылья и корзно могут оказаться дешевой бутафорией из будущих времен, да и на святого, в обычном понимании, этот человек похож мало. В бою господин Серегин суров, вооруженных врагов может убивать хоть миллионами, но некомбатантов и сдающихся в плен щадит, раненым военнопленным оказывает помощь до полного излечения. Женат законным браком, заключенным перед Богом и людьми, имеет сына-наследника. При этом, несмотря на то, что его войско на треть или даже наполовину состоит из воинствующих дев нечеловеческой красоты, влюбленных в него как кошки, спит господин Серегин только со своей законной супругой, а остальные особы дамского пола для него ровно как сестры. Поэтому главное – все же ощущения, воспринимаемые непосредственно душой, а не внешние атрибуты. Для себя лично ему ничего не надо, потому что он привык довольствоваться тем, что есть, а вот для России, в каком бы веке она ни находилась, он готов сделать все, что возможно, и даже больше того, ибо так хочет Бог.

Услышав последнюю фразу, император вздрогнул в первый раз.

– Так чего же они все-таки хотят? – тихо спросил он. – Господь Бог и его верный слуга, которого Он прислал по нашу душу?

– Я не знаю, Ваше Императорское Величество, – так же тихо ответил Крымов, – но его план Восточно-Прусской операции подразумевает полное одоление неприятеля с выходом наших войск к рубежу Вислы. По мнению Артанского князя, ни один германский солдат к востоку от этой реки не должен присоединиться к своим главным силам, все они должны погибнуть