И вдруг из одного дома по ним открыли автоматный огонь. Несколько морпехов были сражены на месте, остальные кинулись в подъезды дома. Как же так? Ведь дом находился на уже отбитой у врага территории.

Морпехи помчались по лестницам вверх, обыскивая квартиры. Там, где двери были закрыты, они стреляли в замки из автоматов и выбивали двери ногами.

На третьем этаже из-за двери квартиры открыли огонь. Игоря пули чудом не задели, прошли совсем рядом. От двери полетели щепки, одна раскровянила щеку.

Игорь и стоящий рядом морпех в ответ открыли огонь из автоматов. Они выпустили по половине диска каждый, и дверь теперь походила на решето.

За дверью стало тихо.

Морпехи легко выбили изувеченную дверную филенку, бросили в квартиру гранату, а уж после взрыва ворвались туда сами.

В коридоре лежал убитый взрывом гранаты подросток лет пятнадцати, в кухне обнаружили второго – он был сражен осколками гранаты. Рядом с обоими трупами валялись автоматы.

– Вот, мля, с детьми воюем, – сплюнул на пол морпех.

– А они наших на улице положили – ничего?! Сами виноваты! Сидели бы с дедушкой и бабушкой, никто бы их не тронул.

Рота Чалого стала продвигаться осторожнее. Половина шла по одной стороне улицы, вторая половина – по противоположной; при такой тактике были видны верхние этажи зданий. Заметив подозрительное движение, морпехи сразу стреляли по окнам.

Ближе к центру стали попадаться дома, из окон и с балконов которых свисали белые флаги – их делали из простыней не успевшие эвакуироваться местные жители. Теперь цитадель гитлеровского воинского духа и прусской военщины сама вкушала все прелести войны.

Воинские части сошлись у фортов. Это был очаг, второй – порт с его артиллерийскими батареями. Разбитые части немецких батальонов и полков выдавливали к Северному молу и береговой батарее в поселке Комстичал.

Туда и направили морпехов. Уже был виден залив, полкилометра до воды, но пробиться было невозможно. Два ряда траншей, немцы, ведущие интенсивную стрельбу, – головы не поднять… А еще их поддерживала пушками береговая батарея. Причем артиллеристы, находясь в бронированных вращающихся башнях, вели круговой обстрел. Похоже, башни сняли с подбитых или поврежденных кораблей.

Наши танкисты пробовали стрелять по башням, но снаряды их не брали. Попадания были видны, но пробитий не было. Их бы авиацией пробомбить, крупными бомбами – по тысяче килограммов, или взрывчатку под основания башен заложить. Однако это тоже малореально, потому как заряд под каждую пушку не меньше полутонны нужен.

Первая волна морпехов смогла добежать до первой траншеи. Они понесли тяжелые потери и отошли. Боеприпасов немцы не жалели, пальба была непрерывной – пулеметчики каждые четверть часа меняли раскалившиеся стволы.

Командование подогнало в поселок тяжелые 152-миллиметровые самоходки и гаубицы. Самоходки прятались за домами. Выползет, сделает выстрел по батарее – и назад, за дом.

Перезаряжание на этих самоходках раздельное: сначала в ствол досылают снаряд, потом гильзу с порохом. Не быстро получается, немцы прицелиться успевают.

Гаубицы же на каждую наводку не выводились, а методично били из-за домов. У гаубицы снаряд по крутой траектории летит, можно стрелять из-за укрытий.

На траншеях немцев – почти сплошная стена огня. Сами они попрятались в блиндажи, но при прямом попадании тяжелого снаряда накат из бревен в три-пять слоев не помогал. При удачном попадании – сразу братская могила. Самоходкам удалось несколько раз удачно попасть. Две башни были повреждены, и огонь из них уже не велся.

Самоходки и гаубицы прекратили огонь, и едва разорвался последний снаряд, морпехи кинулись в атаку. Траншеи и пулеметные гнезда были разворочены, одни сплошные воронки, причем большого размера. Траншеи осыпались, и кое-где из-под земли были видны торчащие руки или ноги немцев.

Морпехи добивали оставшихся в живых. Единым порывом они пробились к батарее. До башен – полсотни метров. Две из них сильно повреждены, а еще одну заклинило, снаряд самоходки угодил в поворотное устройство.

Кто-то из морпехов притащил из блиндажей два фаустпатрона.

– Сейчас бабахну по двери!

В башню вела бронированная дверь, такую обычной гранатой не взорвешь.

Морпех неумело повертел в руках фаустпатрон.

– Дай я! – протянул руку Игорь.

– Не промахнись! – Морпех отдал оружие.

Игорь взял фаустпатрон, прицелился, и хорошо, что не нажал на спуск – за ним толпились любопытные. При выстреле реактивная струя ударит в них.

– Разошлись в стороны! – гаркнул он на морпехов, не оборачиваясь. – Жить надоело?! – и выстрелил.

Граната ударила в центр двери, и изо всех щелей башни рвануло пламя.

– Ты гляди, а! Небольшая штуковина вроде, а что творит! – восхитился морпех, который принес фаустпатроны. – Теперь я, ты подскажи только…

Игорь показал, как пользоваться фаустпатроном. Еще несколько братишек внимательно наблюдали за его действиями. Оружие компактное, но мощное, в наших войсках аналогов ему не было. А знания за плечами не носить, вдруг пригодятся?

Морпех кивнул:

– Понял! Разойдись! – и сам выстрелил по двери. Правда, угодил в самый верх, но эффект оказался не хуже. Рвануло пламя, дверь сорвало с петель, и она с тяжким грохотом свалилась на бетон.

Морпехи рванулись к башне. Вбежав, они увидели трупы, тлеющую одежду на них. Горело все, что только могло гореть…

И вдруг раздался истошный крик одного из морпехов:

– Разбегайся, братва! На лотке снаряд лежит, а рядом горит что-то!

Морпехи побежали в разные стороны.

Снаряд был крупнокалиберный, и если рванет, мало никому не покажется. Но отбежать на безопасное расстояние успели не все…

Снаряд взорвался в башне. Грохот, огонь, желтый от тротила дым… Башню подбросило и опрокинуло набок.

Ударной волной Игоря ударило в спину, он упал и потерял сознание. Как ему показалось – ненадолго.

Открыв глаза, он с удивлением увидел над собой белый потолок. Догадался – он в госпитале. Но почему в лицо бьет яркий свет лампы, а над ним склонился врач в белом халате и маске?

– Вам нехорошо? Вы же говорили – аллергии на анестетики у вас нет?

– Не было. – Игорь едва шевелил занемевшими губами.

– Мне недолго осталось, потерпите.

В голове у Игоря был полный сумбур. А где морпехи, Пиллау? Отец привел его в стоматологическую клинику, но это было так давно! Или не было, или все это ему привиделось из-за той же анестезии? Да все равно, главное – жив!