И в самом деле, он чуял запах серокожих эдур — они прошли этой дорогой, причём недавно, войдя с другого Пути. Правда, слово «запах» приобрело для т’лан имасса новое значение после Обряда. Обыденные ощущения в своём большинстве частично увяли — вместе с плотью. Для его тёмных глазниц, к примеру, мир выглядел сложной мозаикой тусклых цветов, тепла и холода и часто измерялся тонким восприятием движения. Произнесённые слова вились в текучих облаках дыхания — если говорящий был жив, конечно. В противном случае становился различимым сам звук, прокладывающий сквозь воздух дрожащую дорожку. Онрак чувствовал звук больше зрением, чем слухом.

Таким вот образом он и почуял нечто теплокровное недалеко впереди. Стена здесь медленно разрушалась. Вода лилась струями через трещины между вздувшимися камнями. Вскоре она окончательно развалится.

Тело впереди не двигалось. Оно было приковано цепями.

Ещё пятьдесят шагов, и Онрак достиг его.

Вонь Куральд Эмурланна была всепоглощающей, еле видимой, как лужица вокруг лежащей навзничь фигуры; её поверхность рябила, словно под упорным, но слабым дождём. Глубокий рваный шрам пересекал широкий лоб пленника от бровей до безволосой макушки, и в ране мерцали чары. Металлическая пластина удерживала язык пленника, но она была сбита на сторону вместе с креплениями вокруг головы прикованного существа.

Синевато-серые глаза не мигая смотрели на т’лан имасса.

Некоторое время Онрак рассматривал тисте эдур, затем перешагнул через него и пошёл дальше.

— Подожди, — донёсся до него прерывистый, слабый голос.

Неупокоенный воин остановился и обернулся.

— Я… Я предлагаю сделку. Ради своей свободы.

— Меня не интересуют сделки, — ответил Онрак на языке эдур.

— Неужели ты ничего не хочешь, воин?

— Ничего такого, что ты мог бы мне дать.

— Так ты, значит, бросаешь мне вызов?

Скрипнув связками, Онрак покачал головой:

— Этот участок стены скоро рухнет. Я не желаю быть здесь, когда это случится.

— По-твоему, я желаю этого?

— Обдумывать твои чувства по этому поводу для меня бессмысленно, эдур. Мне неинтересно воображать себя на твоём месте. Зачем мне это? Ты скоро утонешь.

— Разбей мои цепи, и мы продолжим беседу в более безопасном месте.

— Ценность этой беседы не заслуживает таких усилий, — отвечал Онрак.

— Я докажу обратное, только дай время.

— Не похоже на то, — Онрак отвернулся.

— Погоди! Я могу рассказать тебе о твоих врагах!

Помедлив, т’лан имасс повернулся снова:

— Врагах? Я не упоминал о том, что они у меня есть, эдур.

— О, но они у тебя есть. Я знаю. Я был однажды одним из них, но потому-то ты и нашёл меня здесь, что я более не враг тебе.

— Значит, ты теперь — отступник для своих сородичей, — заключил Онрак. — Я не доверяю предателям.

— По отношению к своим сородичам, т’лан имасс, я не предатель. Этот эпитет относится к тому, кто приковал меня здесь. И в любом случае от препирательств доверия не становится больше.

— Полагаешь, его станет больше от твоих признаний, эдур?

— Почему нет? — поморщился тот. — Я не могу обмануть тебя.

— Почему это ты не можешь обмануть меня? — теперь Онрак был по-настоящему заинтересован.

— По той самой причине, из-за которой меня остригли, — ответил эдур. — Я одержим потребностью говорить правду.

— Ужасное проклятие, — сказал т’лан имасс.

— О да.

Онрак поднял меч:

— В таком случае я признаю, что сам проклят. Любопытством.

— Скорблю о тебе…

— Не вижу слёз.

— …в сердцем моём, т’лан имасс.

Единственный удар разрубил цепь. Свободной правой рукой Онрак потянулся вниз, схватил тисте эдур за лодыжку и потащил за собой по стене.

— Я мог бы пожаловаться на унизительность этого, — говорил тисте эдур, пока его тащили вперёд, шаг за шаркающим шагом, — если бы имел силы, чтобы говорить.

Онрак не ответил. Волоча одной рукой тисте эдур, а другой — меч, он плёлся вперёд. Постепенно т’лан имасс вышел за пределы участка, где стена ослабла.

— Теперь можешь отпустить меня, — прокряхтел тисте эдур.

— Способен идти?

— Нет, но…

— Значит, мы продолжим путь тем же способом.

— И куда ты направляешься, если не способен остановиться, чтобы дать мне восстановить силы?

— Вдоль стены, — отвечал т’лан имасс.

Некоторое время они молчали. Тишину нарушали лишь скрип костей Онрака, скрежет его подошв, шипение тисте эдур да шлепки, с которыми его тело и конечности бились о покрытые илом камни. Слева от них раскинулось бескрайнее, наполненное обломками море, справа — гноящееся болото. Они прошли мимо ещё одной дюжины сомов, поменьше прежних, но также обладавших лапами. Стена перед ними бесконечно тянулась к горизонту.

Голосом, полным боли, тисте эдур наконец сказал:

— Ещё немного… т’лан имасс… и дальше ты потащишь труп.

Мгновение Онрак размышлял над этим, затем остановился и отпустил лодыжку эдура. Медленно обернулся.

Тисте эдур со стоном перекатился на бок.

— Я так понимаю, — прохрипел он, — что у тебя нет ни пищи, ни пресной воды.

Онрак обратил взгляд назад, на отдалённые спины зубаток:

— Полагаю, я мог бы добыть немного. По крайней мере, пищи.

— Можешь ли ты открыть портал, т’лан имасс? Можешь забрать нас из этого мира?

— Нет.

Тисте эдур опустил голову на глину и закрыл глаза:

— Тогда в любом случае я всё равно что мёртв. Тем не менее я ценю, что ты разбил мои оковы. Тебе, стало быть, не нужно дольше оставаться здесь. Я хотел бы узнать имя воина, показавшего мне, на какое милосердие он способен.

— Онрак. Лишённый клана. Из логросовых имассов.

— Я — Трулл Сэнгар. Тоже лишённый клана.

Онрак некоторое время глядел вниз на тисте эдур. Затем т’лан имасс переступил через него и направился обратно. Приблизился к сомам и одним косым ударом отсёк голову ближайшему.

Его смерть повергла остальных в бешенство. Лоснящиеся тела с четырьмя конечностями вырвались наружу через треснувшие шкуры. Широкие пасти с похожими на иглы зубами развернулись к неупокоенному воину. Крошечные глазки сверкнули, громкое шипение раздалось со всех сторон. Твари передвигались на приземистых мускулистых ногах с трёхпалыми когтистыми ступнями. Спинные плавники тянулись до самых кончиков коротких хвостов.