— Что? Церемонию? Остановить церемонию? Милый юноша, вы себе не представляете, сколько времени я потратил на то, чтобы она наконец совершилась! С какой стати я стал бы теперь ее останавливать?

— Вы ведь все погибнете. Братство будет уничтожено, как и все остальное человечество.

— Возможно, — признал Пайк, моргнув и вытянув вперед голову. Теперь он больше чем когда-либо напоминал хищную птицу. — Хотя лично я в этом сомневаюсь. И если бы вы только знали, какая награда нас ожидает в случае, если мы останемся в живых!

— Что же это?! Что?! — вскричал Таниэль. — Чего вам не хватает? Вы ведь и без того обладаете властью и богатством. Вы могущественнее парламента! Зачем же всем этим рисковать? Вы и так короли и королевы мира!

Тонкие губы Пайка тронула презрительная улыбка.

— Вы мне льстите, Таниэль Фокс. Мило с вашей стороны, но спросите себя — кому он нужен, этот мир?! Монстры — вот кто является провозвестниками нового мирового порядка. Они нас уничтожают, стирают с лица земли, одного за другим. Для меня предпочтительней быть с ними заодно, чем покорно принять смерть, как поступаете вы все.

— Мы с ними боремся! — воскликнул Таниэль, гордо вскинув голову.

Пайк рассмеялся злым торжествующим смехом.

— Ради всего святого, юноша! Неужели никто из вас до сих пор не догадался, что истребить их невозможно?

— Но почему вы так считаете? — озадаченно спросил Таниэль, выплевывая изо рта кровь. — Что дает вам такую уверенность?

— Да потому что мы же их и создали! — вскричал Пайк. — И каждый день создаем все новых и новых чудовищ! Нечисти будет становиться только больше и больше, все более жуткие и кровожадные монстры будут являться в мир, пока не уничтожат все человечество. А после и сами исчезнут. — Он пристально взглянул на Таниэля. — Таниэль Фокс, знайте, что нечисть не дело рук ведьм, подобных нашей Тэтч. Нечисть — это мы.

На галерее воцарилась тишина. Слышны были лишь голоса членов Братства, нараспев повторявших слова ритуальных формул обряда, и еще какой-то гул в отдалении, на который никто поначалу не обратил внимания.

— Вы лжете! — крикнула Кэтлин, обретя дар речи.

— Нет, мисс Беннет! — горячо возразил Пайк и продолжал с не свойственным ему воодушевлением: — Подумайте сами, ведь это же так очевидно! Вам не приходило в голову задуматься, почему некоторые из современных монстров имеют обличья персонажей старинных легенд и сказаний, появившихся за многие века до наших дней? А я вам скажу, в чем дело: мы преобразуем в нечисть наши собственные ночные кошмары. Мы трансформируем в чудовищ, которые нас преследуют и уничтожают, свой комплекс вины, свою потаенную ненависть, то, чего мы стыдимся, — все, чего мы не любим в себе самих, все, за что мы сами себя презираем. И делаем это, сами о том не подозревая!

Увлекшись собственной лекцией, Пайк принялся расхаживать по галерее.

— Знаете ли вы, Таниэль, что человек за всю жизнь использует только десять процентов клеток головного мозга? Мне как специалисту это хорошо известно. Я много времени потратил, изучая человеческий мозг и все то, что заставляет его функционировать. Не задумывались ли вы о том, как мы распоряжаемся остальными девяноста процентами? И о том, что случилось бы, начни мы вводить в действие хотя бы еще малую толику того, чем нас так щедро одарила природа? Боже мой, ведь еще три десятка лет назад никто и слыхом не слыхивал о таком феномене, как чутье на нечисть! Количество пациентов в психиатрических клиниках со времен Vernichtung выросло в четыре раза. Знали бы вы, сколько из них слышат голоса или уверяют, что состоят в контакте с потусторонним миром, и иногда, в некоторых случаях, этому веришь.

— Vernichtung, — повторил Таниэль. Слова Пайка произвели на него настолько ошеломляющее впечатление, что он позабыл и о своей ране, и о том, где находится. — Тогда ведь все это и началось. Но при чем здесь прусские бомбы? Какие темные силы они высвободили из недр земли?

— Нас, — со своей обычной суховатой сдержанностью ответил Пайк. Он нахмурился, прислушиваясь к отдаленному шуму, в котором ему почудились угрожающие нотки, но так и не разобрался, что такое неприятное ему напомнили эти звуки. — Немцы бомбили нас, — продолжил он как ни в чем не бывало. — Тогда-то мы и утратили веру. Именно тогда вступили мы в Век Разума.

Элайзабел оторвала рукав от своего платья и, скомкав, сделала из него нечто вроде тампона. Таниэль был так увлечен разговором, что не замечал, как истекает кровью. Девушка видела, что на сей раз он не пытался тянуть время или отвлекать противника, а был по-настоящему захвачен рассказами доктора. Кэтлин по-прежнему хладнокровно выжидала, когда ей представится хотя бы крошечный шанс, но у Пайка хватало ума постоянно держать охотницу под прицелом.

— Век Разума? — удивленно произнесла она. — Он-то здесь при чем?

Элайзабел прижала тугой тампон из ткани своего рукава к выходному отверстию раны Таниэля, передав второй такой же тампон ему и велев зажимать входную рану от пули. Он кашлянул, выплюнув немного крови, и подчинился. Пайк тем временем продолжал просвещать их:

— О-о, мисс Беннет, да ведь именно Веку Разума мы с вами обязаны нашей встречей в этих стенах. От начала времен человек во что-то верил. Пещерные люди боялись огня с небес, у краснокожих были духи животных, у греков и римлян — языческие боги, у ацтеков — идолы, у нас — наши церкви… Не понимаете? Мы всегда находили, кто в ответе! Если приливная волна стирала с лица земли целый поселок, это означало, что боги разгневались на его жителей, а вовсе не то, что селение следовало расположить дальше от берега. Если дети умирали от лихорадки, это приписывали грехам, в которых погрязли жители того или иного города или деревни, а вовсе не отсутствию элементарных норм санитарии. Совершая тяжкий грех, преисполняясь чувством вины и стыда, мы могли надеяться, что впоследствии все это искупим. И получим прощение. И неважно, кому или чему мы поклонялись. Главное, у нас была вера.

— Но когда, — продолжал Пайк, — во время Vernichtung с небес посыпались бомбы… настал конец. Триумф науки. Мы могли больше не бояться Бога, который ниспошлет с неба всепожирающий огонь. Функции Бога взяли на себя люди. Теперь мы сами могли уничтожать города, в считанные минуты убивая тысячи себе подобных. Старина Чарльз Дарвин разложил всю жизнь по полочкам, понятно?! Наука движется вперед семимильными шагами, и с каждым из этих шагов мы все дальше уходим от своего прошлого. Наука поставила под сомнение необходимость во что-то верить, ведь нынче она берется объяснять все, в том числе необъяснимое. Но что же нам осталось? Кто теперь вберет в себя все наши страхи, боль и чувство вины? Кого теперь нам во всем винить, кроме себя самих?

— Нечисть, — прошептал Таниэль, который слушал Пайка, словно завороженный. — Чудовища появляются среди тех, кто ни во что больше не верит. — Он неожиданно подмигнул Элайзабел, которая фиксировала тампоны на его ранах при помощи ремня Кэтлин.

Доктор согласно кивнул.