— Нет, не умнее, — пробормотал Оскар и пнул гараж из «Лего», который только что построил. — Я самый глупый человек на свете.

— У Оскара IQ — сто семьдесят восемь, — прошептала Джойс. — Меня как мать это даже немного пугает.

— Ух ты! — сказала Айри и, как и все остальные, посмотрела на Оскара, запихивающего в рот пластмассового жирафа. — Здорово!

— Конечно! Но у него были все условия. Ведь самое главное — это как человек растет. Ему просто повезло, что у него всегда под боком был Маркус. Как солнечный луч, непрерывно направленный на растение. Ему повезло. Вернее, им всем повезло. Может быть, тебя это удивит, но я всегда хотела выйти замуж за человека умнее меня, — уперев руки в боки, Джойс ждала, пока Айри не признает, что ее это удивило. — Нет, в самом деле. Вообще-то я ярая феминистка, это и Маркус подтвердит, но…

— Она ярая феминистка, — отозвался Маркус из недр холодильника.

— Не знаю, поймешь ли ты меня… У вас уже совсем другие представления… Но я знала, что умный муж не станет меня угнетать. И я знала, какой отец нужен моим будущим детям. Тебя все это удивляет? Простите, пожалуйста, что так вас задержали. Вообще-то Чалфены не болтливые. Но я подумала, раз вы будете приходить каждую неделю, лучше сразу выдать вам большую порцию чалфенизма.

Все Чалфены, услышав последние слова Джойс, согласно закивали.

Джойс умолкла и посмотрела на Айри и Миллата таким взглядом, каким она смотрела на свой дельфиниум «Рыцарь Подвязки». У нее хватало опыта и умения, чтобы сразу распознать болезнь. И вот она, налицо. Первый экземпляр (Irieanthus negressium marcusilia) испытывал ноющую боль из-за недостатка отцовского внимания, нераскрытых умственных способностей, низкой самооценки. Но у второго (Millaturea brandolidia joyculatus) была свежая рана — глубокая печаль, мучительная утрата. Чтобы залечить эту рану, недостаточно денег или образования. Тут нужна любовь. Джойс хотела бы протянуть руку, коснуться этой раны своими умелыми чалфенскими пальцами, соединить края, наложить шов.

— Извините за вопрос… Ваши отцы… Кем они работают?

(Джойс хотела узнать, кто их отцы, как они причинили вред своим детям. Когда она увидела первый съеденный цветок, ей захотелось найти дырочку, которую трипе проел, чтобы пробраться внутрь. Неверный ход мысли. Дело не в родителях, не в истории одного поколения, а в истории целого столетия. И дело не в цветке, а в самом кусте.)

— Мальчиком на побегушках, — сказал Миллат. — Официантом.

— Мой занимается бумагами, — начала Айри. — Точнее, не бумагами, а бумагой… Он ее складывает по-разному… Вернее, он занимается рекламой… То есть не совсем рекламой, он делает рекламные листовки. Так что это тоже реклама, только не на идейном уровне, а на уровне… складывания бумаги… — Она сдалась. — Это трудно объяснить.

— Конечно, конечно. Ничего-ничего, понятно. Так я и думала. По своему опыту я знаю, что в семье, где нет положительного мужского примера, все идет наперекосяк. Недавно я даже написала об этом статью в «Женский мир». В ней я рассказала о том, как работала в школе и однажды раздала детям горшки с бальзамином и велела неделю заботиться о нем так, как мама и папа заботятся о своем ребенке. Каждый мог сам выбрать, кому они будут подражать: матери или отцу. Один ямайский мальчик по имени Уинстон решил подражать отцу. На следующей неделе его мать позвонила и спросила: почему я велела ее сыну поливать цветок «Пепси» и ставить его перед телевизором? Это просто ужасно! Мне кажется, дело в том, что большинство родителей не ценят своих детей. Конечно, есть еще национальная специфика… Но меня все это бесит. Я разрешаю Оскару смотреть только новости и только полчаса в день. Этого вполне достаточно.

— Да уж, повезло Оскару, — сказал Миллат.

— Так вот, я рада, что вы будете к нам приходить, потому что… потому что Чалфены… Это может показаться странным, но я постаралась убедить вашего директора, что проект пойдет вам на пользу… и теперь, когда я вас увидела, я еще больше в этом уверена, потому что Чалфены…

— Знают, как развить в человеке его сильные стороны, — закончил Джошуа. — Они и со мной так сделали.

— Верно. — Джойс была рада, что не надо больше мучительно подыскивать слова, и засияла от гордости. — Верно.

Джошуа встал из-за стола.

— Ладно, мы пошли заниматься. Маркус, ты не мог бы потом зайти к нам помочь разобраться с биологией? А то у меня не очень-то получается разделять этот материал о репродукции на удобоваримые куски.

— Хорошо. Правда, я занят моей Будущей Мышью, — это была семейная шутка, обыгрывавшая название новой работы Маркуса, и младшие Чалфены запели «Будущая Мышь!», представляя себе Мышь Будущего — антропоморфного грызуна в красных шортах. — А еще мне надо позаниматься музыкой с Джеком. Мы играем на пианино Скотта Джоплина. Джек — за левую руку, я — за правую. Нам, конечно, далеко до совершенства, — он взъерошил Джеку волосы. — Но мы стараемся.

Айри попыталась представить, как мистер Икбал играет Скотта Джоплина правой мертвой рукой с ссохшимися пальцами. Или как мистер Джонс пытается разделить какой-то материал на удобоваримые куски. Ее щеки вспыхнули, когда на нее снизошло откровение от Чалфенов. Есть отцы, которые живут в настоящем, а не таскают за собой историю как кандалы. Есть люди, которые не увязли по самую шею в болоте прошлого.

— Оставайтесь с нами ужинать! — взмолилась Джойс. — Оскар очень хочет, чтобы вы остались. Оскар любит, когда в дом приходят новые люди, он считает, что с ними очень полезно общаться. И он особенно любит, когда приходят черные! Правда ведь, Оскар?

— Неправда, — по секрету сообщил Оскар Айри, плюнув ей в ухо. — Терпеть не могу новых людей, особенно черных.

— Он считает, что с черными очень полезно общаться, — прошептала Джойс.

* * *

Это было время новых людей: черных, желтых, белых. Целое столетие гигантского миграционного эксперимента. Так что в конце века вы видите на одной детской площадке Исаака Лёнга у пруда, Дэнни Рэмана в футбольных воротах, Куан О’Рурк с баскетбольным мячом и Айри Джонс, насвистывающую себе под нос. Детей, у которых имя и фамилия не просто не сочетаются, а противоречат друг другу. В их именах массовая миграция, переполненные корабли и самолеты, холод чужой страны, медицинские осмотры. Только в конце века и, может быть, только в Уиллздене встретишь лучших подруг Зиту и Шэрон, которых постоянно путают, потому что Зита англичанка (ее матери это имя показалось красивым), а Шэрон — пакистанка (ее мать решила, что с таким именем девочке будет легче жить в чужой стране). И все же, несмотря на то что мы смешались, несмотря на то что мы наконец научились спокойно входить в жизни друг друга (как возвращаются в постель своей любимой после ночной прогулки), несмотря на все это, некоторым до сих пор трудно признать, что больше всего на настоящих англичан похожи индийцы, а на индийцев — англичане. Но все еще есть белые молодые люди, которым это не по вкусу, которые к ночи выходят на слабо освещенные улицы с зажатыми в кулаках ножами.