— Она недоступна.

Зилла выхватила у нее трубку. Женщина на том конце провода хотела сообщить, что утром они не смогут прислать за ней машину. Разумеется, она может приехать сама, если хочет. Зилла, чувствуя, что интерес к ней угас, решила, что хочет, хотя уже не была так уверена. Как бы то ни было, она согласилась. Придется вставать в половине шестого, но, возможно, стоит попробовать. Ей удастся очаровать их, заворожить зрителей. Зилла положила трубку, и телефон зазвонил снова. Уборщица из девятой квартиры сообщала, что утром не сможет присмотреть за детьми.

Зилла посмотрела на Джимса. Похоже, он подписывал письма. Она боялась его просить. Нужно просто оставить детей в квартире. Как бы то ни было, Джимс будет здесь, а если повезет, сама она вернется до того, как дети проснутся. Евгения не бросит плачущего брата, так ведь?

Джимс включил телевизор, программу новостей в пять сорок пять; с непроницаемым лицом он посмотрел сюжеты о наводнениях в Гуджарате, о продолжающемся противостоянии в Зимбабве и об убийстве пожилой женщины в Кенсал-Грин, а затем увидел самого себя: он выходит из дома в Фредингтон-Крус, закрывая портфелем багровое лицо. Дети и Зилла тоже смотрели; она изредка бросала испуганные взгляды на Джимса. Теперь он не покраснел, а наоборот, стал еще бледнее. Фотографии не были новыми — вероятно, их показывали еще накануне вечером, — но теперь сопровождались комментариями высокопоставленных партийных деятелей, в том числе председателя ассоциации консерваторов Южного Уэссекса, который решительно заявлял, что полностью доверяет мистеру Мэлком-Смиту и убежден, что в скором времени тот ответит на все, еще оставшиеся вопросы.

— Почему моего отчима показывают по телевизору? — спросила Евгения.

Никто ей не ответил. Зазвонил телефон. Джимс снял трубку, потом, не произнеся ни слова, опустил ее на рычаг и выдернул шнур из розетки. Совсем расстроившись, Зилла ушла к себе в спальню и забрала с собой детей. Джордан захныкал.

Она одевалась с особой тщательностью. Если это интервью поможет найти работу, сделает ее знаменитой и даст собственную программу на телевидении, то ей не придется уезжать из Лондона и возвращаться в Уиллоу Коттедж. Джимс издевательским тоном заметил — в субботу вечером, когда еще удостаивал ее разговором, — что дом после ремонта стал совсем другим и очень ей понравится.

— Особенно мила кухня с современным оборудованием, — прибавил он, словно подобные разговоры между ними были обычным делом. Нет, ей не понравится, и вернется она туда только по принуждению.

Зилла надела свой любимый белый костюм и блузку кораллового цвета — ей кто-то говорил, что на съемках лучше всего смотрятся яркие наряды. Они сделают ей макияж или нужно накраситься самой? Зилла и мысли не допускала, что может выйти на улицу в Лондоне без макияжа. Другое дело Лонг-Фредингтон, при мысли о котором ее пробирала дрожь. Она вернется из телестудии четвертого канала, отведет Джордана к детскому психиатру, а потом найдет себе адвоката, чтобы выяснить, можно ли выдворить Джимса из квартиры. Наверное, существуют какие-то способы.

Пошел дождь. Зилла вышла из квартиры на цыпочках и вставила ключ в замок, чтобы беззвучно закрыть дверь. Она не могла вернуться за плащом или зонтиком. Опасаясь испортить прическу или хлипкие туфли, Зилла попыталась поймать такси, укрывшись под нависающим портиком, но в результате ее все время кто-нибудь опережал. Пришлось выходить на дождь и мокнуть. Водитель такси ухмыльнулся, глядя на ее повисшие сосульками волосы.

Однако довольно скоро Зилла убедилась, что беспокойство было напрасным. Другая участница программы — в спортивном костюме, без макияжа — выглядела так, словно только что встала с постели. Гримеры все исправили: высушили волосы Зиллы, вытерли туфли, нанесли на лицо румяна. Еще одна женщина по секрету призналась ей, что уже много лет ходит на подобные шоу. Если прийти в колготках со спущенными петлями, тебе выдадут новые. Зилла была шокирована, но в то же время с интересом вникала в маленькие секреты ремесла. Она чувствовала себя уже гораздо лучше.

Но когда передача началась и Зилла вместе с остальными участниками сидела в маленькой комнатке, ожидая своей очереди, она вдруг осознала то, что ей, наверное, уже говорили и что она пропустила мимо ушей. Это живой эфир. Не будет ни репетиций, ни подготовки, не будет возможности объяснить, что она имела в виду совсем другое, попросить что-либо вырезать или вернуться назад. Вопросы были очень острыми и — это было видно даже неопытному человеку — безжалостными. В приоткрывшейся двери показалась голова юноши, который выглядел совсем мальчишкой, и кивнула женщине в колготках. Она будет следующей… Зилла поймала себя на том, что употребляет слово «жертва».

Когда на экране появилась женщина, идущая на сцену, у Зиллы возникло странное ощущение. Она вдруг почувствовала себя наивной и беспомощной. Женщина, которую она не узнала, оказалась поп-певицей семидесятых, пытающейся вернуться на подмостки. Ведущий, уродливый мужчина с бородой и скрежещущим голосом, который сделал его знаменитым, спрашивал, не думает ли она, что «несколько старовата» для задуманного. Не очень-то она похожа на Пош Спайс, правда? Не хочет ли она спеть? У них есть аккомпаниатор. Певица храбро отвечала на вопросы и спела, хотя и не очень хорошо. Пока она пела, юноша вернулся и кивнул подростку, которого пригласили на передачу потому, что тот поступил в Оксфорд в возрасте пятнадцати лет. Зилла будет последней.

— Лучшее всегда оставляют напоследок, — сказала девушка, которая пришла предложить Зилле кофе или апельсиновый сок.

После певицы женщина-диктор читала новости, потом был прогноз погоды и программа передач. Зилла думала, что певица вернется, но ее место занял подросток. Его расспрашивала милая женщина, обращавшаяся с парнем так, словно ему присудили Нобелевскую премию. Зилле сказали, что с ней будет беседовать мужчина со скрипучим голосом, однако она надеялась, что планы изменились и к ней выйдет эта женщина, которая говорила подростку, что родные должны им очень гордиться. Мальчик был не очень хорош — смущался и запинался.

Позвали Зиллу. Девушка, спрашивавшая насчет кофе и сока, повела ее по одному коридору, затем по другому и вывела к краю конструкции, похожей на круглый театр площадки, частично загороженной экранами и занавесями, заполненной операторами, звукорежиссерами и электриками. В центре находилась ярко освещенная зона, которую Зилла видела на экране.

— Когда я подам сигнал — подниму палец, вот так, — прошептала девушка, — вы пойдете и сядете на стул напротив Себастьяна. Понятно?

— Да, все отлично, — громко ответила Зилла.

Все, кто стоял рядом, повернулись к ней, зашикали и прижали пальцы к губам. Уверенность, все это время не покидавшая ее, начала испаряться. Каблуки слишком высокие — теперь Зилла это поняла. Что будет, если она споткнется?

Гениальный мальчик ушел, а с ним и женщина-интервьюер. Ведущий по имени Себастьян сообщил зрителям, что теперь они увидят главную гостью дня, Зиллу Мэлком-Смит, двоемужницу, жену — не так ли? — опозоренного парламентария Джеймса Мэлком-Смита и вдову — не так ли? — жертвы «киношного убийцы». Зилла вдруг почувствовала, что ей холодно. Совсем не такого вступления она ожидала. Но девушка, которая привела ее сюда, уже подняла палец, и у Зиллы не оставалось выбора, кроме как пойти к стулу напротив Себастьяна, — это был самый длинный и самый медленный путь в ее жизни.