Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня пробирает озноб, когда я вспоминаю пройденный путь. Я был в глубокой яме. Над моим заводом висела реальная угроза закрытия; более 600 человек могли пополнить и без того длинные очереди безработных; моя карьера была на грани краха; а превыше всего, невероятные усилия, многие часы, без остатка вложенные в работу и подтолкнувшие благополучие нашей семьи к краю пропасти.
Короче говоря, я был в шаге от того, чтобы превратиться из яркой восходящей звезды в обычного безработного.
Но я не сдавался. Все шансы были против меня, но я продолжал борьбу. И я был не один. Иона познакомил меня со своим подходом к управлению бизнесом. В этом подходе было столько здравого смысла (потому-то он и вызвал сопротивление), что мои помощники с энтузиазмом взялись за работу. И это была интересная работа, действительно интересная. Минувшие месяцы моей жизни были как настоящий ураган. Мы нарушили практически все правила и законы корпоративной Америки. Но мы достигли своей цели. Мы сделали завод прибыльной организацией. Более того, мы спасли весь филиал. А теперь мы с Джулией сидим в модном ресторане и празднуем это событие. Я собираюсь возглавить филиал, а это означает переезд, что, несомненно, внесло свою лепту в энтузиазм Джулии.
Поднимая бокал, я с уверенностью говорю:
— Джулия, давай выпьем за мое новое назначение. Но будем понимать его истинное значение — не как шаг к вершине пирамиды, а как признание правильности выбранного нами пути.
Широкая улыбка озаряет лицо Джулии, и наши бокалы, коснувшись друг друга, издают нежный и чистый звук.
Настроение у нас обоих заметно улучшается, и мы возвращаемся к изучению меню.
— Это торжество в такой же степени твое, как и мое, — щедро говорю я. А чуть позже, уже серьезнее, прибавляю: — На самом деле это заслуга скорее Ионы, чем моя.
— Ты знаешь, Алекс, это на тебя похоже, — с явным неудовольствием произносит Джулия. — Ты столько трудился, а теперь приписываешь успех кому угодно, только не себе.
— Джулия, я серьезно. Иона дал мне все ответы, а я был лишь инструментом. И как бы мне ни хотелось думать иначе, это чистая правда.
— Нет, это совсем не правда.
Я нервно ерзаю на стуле.
— Но…
— Алекс, перестань пороть чушь, — говорит Джулия твердым тоном. — Ложная скромность тебе не идет. — Она поднимает руку, не давая мне возразить, и решительно продолжает: — Никто не принес тебе готовые ответы на серебряном блюдечке. Скажите мне, мистер Рого, сколько вечеров вы потели, прежде чем сумели найти эти решения?
— Немало, — признаю я, улыбаясь.
— Вот видишь! — Джулия пытается закрыть тему.
— Нет, не вижу, — говорю я, усмехаясь. — Я очень хорошо понимаю, что Иона не дал мне ответы в готовом виде. И кстати, в те вечера (и дни), о которых ты говоришь, довольно много времени занимали мои проклятия в его адрес за это. Но согласись, Джулия, что тот факт, что он предоставил мне свои ответы в форме вопросов, ничего не меняет.
Вместо ответа Джулия подзывает официанта и делает заказ. Она права. Продолжать разговор в таком духе — значит испортить приятный вечер.
Только когда я принимаюсь за телятину с пармезаном, мои мысли проясняются. Какова природа тех ответов и решений, которые Иона побудил нас найти? У них есть общая черта. Они определялись здравым смыслом и в то же самое время прямо противоречили всему, чему меня учили прежде. Хватило бы нам смелости попытаться внедрить их, если бы не мы сами их выстрадали? Скорее всего, нет. Если бы не было в нас той непоколебимой убежденности, которую мы выковали в борьбе, я не думаю, что мы рискнули бы претворить наши решения в жизнь.
Продолжая размышлять, я поднимаю глаза от тарелки и смотрю на Джулию. А она как будто только этого ждала.
— Почему ты не хочешь признать эти ответы своими? — слышу я ее вопрос. — Мне они кажутся довольно простыми, вполне отвечающими здравому смыслу. Почему ты думаешь, что не смог бы прийти к ним без наводящих вопросов Ионы?
— Хороший вопрос, очень хороший. Честно говоря, я сомневаюсь, что знаю ответ на него.
— Алекс, только не говори, что ты не задумывался об этом.
— Да, думал, — признаюсь я. — Мы все на заводе об этом думали. Решения кажутся тривиальными, но факт заключается в том, что долгие годы мы делали нечто совершенно противоположное. Кроме того, другие заводы продолжают настаивать на старых губительных методах работы. Может быть, Марк Твен был прав, говоря, что обыкновенный здравый смысл не так уж обыкновенен.
— Ты не ответил на мой вопрос. — Джулия держит меня «на крючке».
— Ну пощади, — молю я. — Я правда не знаю. Я не уверен даже, что понимаю значение понятия «здравый смысл». Что, по-твоему, мы имеем в виду, когда говорим о здравом смысле?
— Нечестно отвечать вопросом на вопрос. — Она отвергает мои попытки уйти в сторону.
— Почему нечестно? — делаю я еще одну попытку.
Жена не дает себе труда даже губами шевельнуть.
— Хорошо, — сдаюсь я. — Лучшее, что мне удалось придумать до сих пор, — это признание того факта, что здравым смыслом мы называем что-либо лишь в том случае, если это согласуется с нашими интуитивными представлениями.
Джулия одобрительно кивает головой.
— Это означает, — продолжаю я, — что когда мы что-то признаем здравым смыслом, это что-то давно нам известно — хотя бы на уровне интуиции. Зачем же тогда нам так часто нужен внешний стимул, чтобы понять и признать то, что мы сами интуитивно давно знаем?
— В этом и заключается мой вопрос!
— Да, дорогая, я знаю. Вероятно, эти интуитивные умозаключения заслоняет что-то другое, не относящееся к здравому смыслу.
— Что бы это могло быть?
— Наверное, общепринятая практика.
— Разумно, — соглашается Джулия и возвращается к еде.
— Должен признаться, — говорю я через некоторое время, — что используемый Ионой способ подведения к ответам через вопросы — этот сократовский подход — очень эффективно помогает снимать толстые слои закрывающей здравый смысл общепринятой практики. Я пытался объяснять эти ответы другим людям, которые нуждались в них так же, как и мы, но ничего не получалось. Более того, если бы Этан Фрост не признал достигнутый нами рост прибылей, моя настойчивость в этом могла бы привести к очень неприятным последствиям. Знаешь, удивительно, как глубоко укоренились понятия, о которых мы постоянно твердим и которые каждый день практикуем, но не даем себе труда самостоятельно задуматься о них. «Не давайте ответов; просто задавайте вопросы!» Вот чем мне придется заняться.
Похоже, Джулия не исполнена энтузиазма.
— Что такое? — спрашиваю я.
— Ничего.
— «Не давать ответов» — определенно имеет смысл, — я пытаюсь убедить ее. — Давать готовый ответ, когда ты стремишься убедить кого-то, кто слепо следует общепринятой практике, совершенно бесполезно. В этом случае есть, по существу, только две возможности: либо тебя не понимают, либо тебя понимают.